Власть огня - страница 42

Шрифт
Интервал


– Если позволишь, я расскажу с самого начала, но это длинная история.

– Ночь в нашем распоряжении, – ответил Адемар.

Сел в кресло, указав супруге место напротив него. Так, глаза в глаза, ему будет проще уличить ее во лжи. Только он рассчитывал на правду.

– Об этом не принято говорить, но я родилась от внебрачной связи. Отец встречался с моей матерью, но не женился на ней. Повинуясь воле моего деда, взял в жены мать Аджиты. Мы с сестрой родились с разницей в несколько месяцев. Мама скрывала бы меня, если бы не последствия родов. Она так и не оправилась от них. Перед смертью написала письмо отцу. Служанка вложила его в корзину вместе со мной и оставила на пороге дома Эллиария. Наше сходство уже тогда было слишком сильно, чтобы отрицать родство, да и кристалл истины подтвердил его.

– Ты и правда начала издалека, – прервал ее Адемар. – Мне кажется, или ты пытаешься что-то скрыть за этим предисловием?

Дракону нелегко дались такие слова, но непонятный разговор раздражал все сильнее. Джаксая больше не смотрела на него. Плечи девушки проникли. Руки сжали подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.

– Наберись терпения. Ты сам хотел знать все, – твердо ответила она. – Аджита, у которой в детстве обнаружился дар предвидения, была любимицей отца, а я, несмотря на способности к магии исцеления, похвалы наставников, – живым напоминанием о потерянной возлюбленной. Они с мачехой дали мне все, кроме любви.

Девушка ненадолго замолчала, а после торопливо продолжила. Адемар чувствовал, как тяжело ей было говорить об этом. Повинуясь неясному желанию, передвинул кресло. Теперь он сидел так близко, что их с Джаксаей колени соприкасались. Она едва ли заметила перемены: так глубоко ушла в воспоминания.

– Его звали Норк. Мы полюбили друг друга с первого взгляда, но отец не позволил нам быть вместе. Мы бежали. Нас выследили и привели обратно в замок. Многие видели нас, и никто не заступился. Эллиарий назвал мой поступок предательством: любовь к человеческому мужчине он считал недопустимой, как и побег. Я так разозлилась, что напомнила ему о своей матери, но лучше бы молчала. Отец не терпел неповиновения и заставил меня отречься от любимого взамен на его жизнь. Мне ничего не оставалось, как согласиться. В тот злополучный вечер я будто умерла. Я превратилась в изгоя, ту, что покрыла позором весь род. Если бы не болезнь сестры, которой я одна могла помочь, не знаю, что со мной стало.