Ах, вот оно что! Стоило догадаться. Теперь понятно, почему у
этой самой Марии Алексеевны лицо такое, будто она лимон откусила.
Интересно, я-то полагала, что у дворян это в крови – не
демонстрировать свои истинные эмоции и всегда оставаться с «хорошей
миной».
Впрочем, сказать ни "да" ни "нет" генеральша не успела. Пётр
Александрович быстро поцеловал руку супруге, приложил пальцы к
двууголке, прощаясь со мной и размашистым шагом вышел за дверь. Мы
с хозяйкой дома замерли друг напротив друга, словно удав и кролик.
К сожалению, в этом маленьком спектакле удавом была не я. Но,
честное слово! Я так хотела принять душ и поспать, что готова быть
и кроликом, и зайчиком, и кем угодно из мира флоры и фауны.
– Мария Алексеевна, спасибо Вам за вашу доброту. – Я сделала
книксен, который судя по выражению лица, Толстая восприняла как
сносный. – И простите за доставленные неудобства. Я вовсе не хочу
обременять Вас и Петра Александровича своим присутствием.
Ответом мне было молчание и долгий, пронзительный взгляд тёмных
глаз. Он был таким же, как у Иванова. Только в докторе угадывался
проницательный ум, а в генеральше зависть. К чему? Она старше меня
года на три-четыре, вряд ли больше. Самому Толстому, на вскидку,
было едва за тридцать.
– Добро пожаловать. – Наконец открыла рот Мария Алексеевна. –
Можете оставаться у нас столько, сколько потребуется. Неужто можем
мы бросить в беде сироту?
По глазам генеральши было сразу видно – могут. Точнее, она
может. Ещё как. И будь её воля, она бы хоть сейчас выставила меня
за порог. Это же сплетни теперь пойдут по всей столице: Толстой сам
привёл какую-то девицу к себе в дом!
– Распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату. Вы не отсюда?
– Новгородская губерния. – Быстро ответила я. Мария Алексеевна
хмыкнула, выглянула мне за спину.
– И что же, никаких вещей?
Вместо ответа я просто потупила глаза. Толстой сам сочинил эту
ложь, вот теперь он перед женой и отдувается, почему у меня с собой
нет даже самого хлипенького сундучка с парой сменных платьев.
Сделаем вид, что ничего правдоподобного с ходу я придумать не
смогла. В ответ на мое молчание послышался ещё один хмык. И не
удостоив меня больше и словом Мария Алексеевна ушла обратно наверх,
а я так и осталась стоять у основания лестницы, ожидая, когда
насчет меня дадут распоряжения.