– Любезный Фёдор Алексеевич, как же я могу на Вас сердиться? –
Рассмеялась я, пожимая его руку. – Вы же мой спаситель. Идёмте, не
будем стоять на дороге.
Я увлекла поручика за ворота, оттуда с главной тропинки в сад,
где мы бы спокойно могли поговорить с глазу на глаз. Приводить
гостей в дом своего “благодетеля” я не имела права, да и не хотела
бы, чтобы холодная война с генеральшей пришла в активные боевые
действия. Черт его знает, на что способна эта женщина.
– Прошу не серчать на меня за подобную негостеприимность, но
боюсь, что Мария Алексеевна неверно истолкует Ваш визит. - Я
виновато улыбнулась Толстому. Поручик замахал на меня руками.
– Что Вы, Вам нет нужды объясняться. – Вдруг он горько
усмехнулся. – Не очень Вам везёт с попечительницами…
Ах да! Это он про мою несуществующую тётку. Я поскорей
изобразила на лице печальную улыбку.
– Благо, Пётр Александрович очень ко мне добр. Он дозволил мне
заниматься музыкой.
– Я слышал. – Кивнул Толстой. – Половина Петербурга шумит о
вечере у генерал-губернатора.
– Правда? Я не желала, чтобы обо мне пошёл слух… - Но внутри я
ликовала. Отлично! Теперь надо, чтобы обо мне говорил весь
Петербург без исключения.
– Вас хвалил сам император. Это большая честь.
Мы помолчали. Я, чуть склонив голову, думала о том, как бы ещё
засветиться перед Петербургским обществом, поручик, видимо, о
своём. Внезапно Толстой схватил меня за руку и прижал ладонь к
своей груди.
– Вера Павловна. – Начал он, крайне взволнованный. – Дайте
зарок, что будете помнить обо мне всегда.
Я вскинула голову, глядя на высокого офицера снизу вверх.
Искристые глаза, румянец, какой же он был всё-таки красивый.
Барышни наверняка укладываются перед ним штабелями, что уж говорить
о дворовых девках. Я чувствовала, как сильно бьётся его сердце под
моей ладонью.
– Можете не сомневаться, Фёдор Алексеевич, без Вас бы я уже… -
Закончить он мне не дал. Порывистый, но страстный поцелуй заставил
меня замолчать, а сердце пуститься в галоп. Это было неожиданно и,
чего уж греха таить, чрезвычайно приятно. В моей голове уже
заплясали картинки весьма непристойного содержания… как всё
прекратилось. Толстой также порывисто отстранился, отнял мою
руку.
– Простите, Вера Павловна. Я обещал не сомневаться в Вашей
благовоспитанности, и сам толкаю в эту пропасть. – Он снова
поцеловал мою ладонь, низко склонившись, а я не удержалась от того,
чтобы поморщиться. Ох, милый поручик, если бы Вы знали, сколько раз
я уже падала в эту пропасть. – Прощайте, Вера Павловна!
Прощайте!