Набрала своей подруге, с которой мы два месяца назад решили бегать по утрам три раза в неделю. В итоге, она бегает три раза в месяц, объясняя это тем, что не любит короткие дистанции и копит побольше, умирая при этом на первом же километре.
Послышались долгие протяжные гудки и в момент, когда я решила, что подруга снова всё проспала, она соизволила ответить на звонок:
- Внемлю, - осипший голос Наташи слишком очевидно свидетельствовал о том, что её ленивая задница всё ещё под тепленьким одеялом.
- Нутелла, сладенькая моя, - промурлыкала я в трубку, но ответом на мой нежный тон был тяжелый вздох и немного кряхтения на том конце провода. – Кто-то обещал сегодня со мной пробежаться.
- Я уже бегу, - ответила подруга и выразительно зевнула. – Слышишь, как шуршат мои накрахмаленные шнурочки?
- Я слышу, как шуршат твои накопленные жирочки, - усмехнулась, спускаясь по лестнице.
- Я сегодня такую убойную ночку провела, - голос Наташи становился всё бодрее. – Столько калорий на одном жеребце потеряла, что бегать сегодня – губительно для меня. Ох, подруга! – окончательно взбодрилась девушка. – Я тебе такое расскажу. Приходи ко мне в кафешку к концу недельки. Почирикаем. Опытом поделюсь.
- Каким опытом? – спросила, прикусив нижнюю губу.
- Самым сексуальным, - промурлыкала подруга, отчего я невольно улыбнулась и закатила глаза, зная, что она именно так и ответит.
- Ладно. Спи, соня. К концу недели загляну к тебе.
- Покеда, - с облегчением ответила Наташа и бросила трубку.
Остановившись на одной из ступенек, подключила наушники сына, висящие на шее, к телефону, чтобы слушать музыку во время пробежки. Убрала телефон в карман, подняла голову и растерялась, заметив на себе пристальный взгляд голубых глаз, что смотрели на меня с легким прищуром и некоторой долей насмешки.
Новый сосед, как это частенько случалось в это время, курил близ мусоропровода, стоя в одних лишь спортивных штанах и домашних тапочках. Его торс был отлично сложен. Упругие мышцы играли под слегка загорелой кожей при каждом его движении. Не перекачанный, скорее жилистый парень лет двадцати пяти. Его руки были забиты многочисленными татуировками, что переходили и на его широкую грудь. Русые волосы были в неизменном художественном беспорядке ото сна или же от того, что ему их снова потрепала очередная пассия этой ночью.