— Так вот чего ты добивалась? — заорал он
мне на ухо, приблизившись.
Отмахнулась, как от досадливой мошки,
судорожно перебирая в уме причины отклонения от нормы. Меня грубо встряхнули,
отрывая от размышлений.
— Быстро! Какой коэффициент искривления ты
задала в усиливающем контуре?
Я растерянно заморгала, все еще пребывая
мыслями в расчетах и одновременно изумляясь его осведомленности. Кто он, ракшас
возьми, такой? Меня опять встряхнули, и я озверела.
— Держи щит! И не лезь под руку! Твое дело
сводить контуры.
Мужчина приблизил свое лицо к моему. Его
всегда почти прозрачные радужки потемнели, превратившись в расплавленное
серебро, между бровей залегла сердитая складка.
— Говори коэффициент, — прорычал он, до
боли впиваясь мне в предплечье.
Все произошло за доли секунд, но мне
чудилось, будто время застыло. Некогда голубая аура вокруг установки уже
полностью перекрасилась в тревожный алый цвет. Противным звоном в мозг въедался
сигнал тревоги. А несносный выскочка продолжал трясти меня, словно грушу. Я
сдалась и выдохнула:
— Ноль пятнадцать.
Ниран оттолкнул меня и занял место у
панели с кристаллами, что-то бурча под нос.
— Самонадеянная Гвиан, не ведающая никаких
границ, — зло бросил он через минуту.
Если бы не ситуация, я бы напомнила лиену
его место, а так пришлось лишь поспешно подхватить крайние контуры,
стабилизируя их поля. Ракшас!
Неприятный сухой треск мигом прекратил
наше противостояние, мы одновременно посмотрели в зал с установкой. Черная
поверхность щита раскололась, на ней, быстро расползаясь, образовалась тонкая
сеть трещин.
— Ракшас! — повторил мою последнюю мысль
Ниран, обернулся и очень серьезно добавил, глядя на меня в упор: — Беги.
Я не двинулась с места, парализованная
осознанием грядущих последствий. В чем же я допустила ошибку? Ее просто не
могло быть! Меня схватили за шиворот и поволокли в сторону выхода.
— Гвиан, уноси ноги, — устало приказал
мой, как выяснилось, очень и очень странный младший сотрудник. — У тебя не
больше десяти минут, потом рванет.
— А ты? — не обращая внимания на перешедшую
в вой сирену, спросила я. Во рту пересохло от страха.
Блондин удивленно вскинул бровь, словно и
не ожидал от меня подобной заботы.
— Справлюсь, уходи, — в голосе Нирана
зазвучала сталь.
Это был приказ, замешанный на ненависти и
какой-то болезненной обреченности. Именно это и привело меня в чувство. Я
скинула с себя его руки и опрометью бросилась к установке.