Гроте хмурит лоб.
– Господин де З., вы вроде бы сказали, два деликатных дела?
– После вашей истории о луковицах… – Якоб пригибается, проходя под низко нависшей балкой, – второе дело я буду обсуждать с господином Герритсзоном. Поговорю с ним завтра, на трезвую голову. Боюсь, известие его не обрадует.
Гроте загораживает дверь.
– И чего же касается это известие?
– Ваших игральных карт, господин Гроте. Тридцать шесть партий в карнифель, из них вы сдавали двенадцать раз, а из этих двенадцати десять выиграли. Невероятный итог! Может, Барт с Остом и не заметили бы колоду карт, зачатую в грехе, но уж Туми и Герритсзон углядели бы точно. Стало быть, эту старинную уловку я исключил. За спиной у нас не было зеркала. Не было и слуг, чтобы подавать вам условные знаки… Я был в недоумении.
– Экий вы подозрительный, – холодно роняет Гроте, – для богобоязненного юноши.
– Все бухгалтеры подозрительны, господин Гроте. Работа такая. В недоумении, чем объяснить ваш успех, я наконец заметил, как вы, сдавая, поглаживаете карты по верхнему краю. Попробовал сделать то же самое и ощутил пальцами крохотные щербинки, словно бы зарубки. Валеты, семерки, дамы и короли были помечены зарубками, ближе или дальше от уголка, в зависимости от достоинства карты. Загрубевшие, мозолистые руки моряка или плотника остались бы к ним нечувствительными, а вот руки повара или писаря – дело другое.
– Это ж так полагается, чтобы игорный дом свою прибыль имел. – У Гроте как будто что-то застряло в горле.
– Утром узнаем, согласен ли с этим Герритсзон. А теперь мне в самом деле пора…
– Такой приятный вечер… Может, я возмещу вам сегодняшний проигрыш, что скажете?
– Господин Гроте, для меня важна только истина.
– Шантажируете? Так-то вы мне отплатили за то, что вас обогатил?
– Не расскажете ли подробнее о той сумке с луковицами?
Гроте тяжко вздыхает – раз, другой.
– Ну вы и заноза в попе, господин де З.
Якоб молча ждет, наслаждаясь завуалированным комплиментом.
– Вы, может, слыхали, – начинает повар, – слыхали о корне женьшеня?
– Слыхал, что женьшень высоко почитают японские аптекари.
– В Батавии один китаец – отличный парень, между прочим – каждый год к отплытию приносит мне ящик женьшеня. Все хорошо и прекрасно, одна беда: в день торгов городская управа взимает с него огромный налог. Мы теряли шесть долей из десяти, пока доктор Маринус не обмолвился, что здесь, в гавани, растет местный женьшень, только он не так ценится. И вот…