, вернувшийся из сибирской ссылки, считал меня неисправимым оптимистом. Переход к немецким социал-демократам стал следствием моей социалистической деятельности. Чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, я опишу, как это произошло.
Я родился в России, лучшие годы детства провел на Кубани, годы юности – в Одессе. Я мечтал под звездным небом Украины, слушал шум прибоя на побережье Черного моря. В моей памяти украинские песни сменяются сказками и рассказами ремесленников, приезжавших к моему отцу из Центральной России.
Шевченко[6] был первым, кто натолкнул меня на идею классовой борьбы. Я восхищался «Гайдамаками»[7]. Михайловский[8], Щедрин[9] и Успенский[10] задали моему дальнейшему духовному развитию определяющий вектор. Первой прочитанной мной книгой по политэкономии была книга Джона Милля с комментариями Чернышевского[11].
Я присоединился к революционному движению в эпоху распада «Народной воли»[12]. Мы тогда не знали, к чему прибегнуть – к террору или пропаганде среди рабочих. Вместе с Шаргородским[13], впоследствии сосланным в Якутию, я решил изучить какое-нибудь ремесло, чтобы иметь возможность сблизиться с рабочими. Почти год мы ходили по слесарным и кузнечным мастерским. Общение с рабочими еще яснее дало возможность осознать необходимость определенной и четкой программы. В конечном счете, когда в 1886 г. мне представилась возможность поехать в Швейцарию, я ухватился за нее в надежде, что за границей разрешатся мои политические сомнения и, прежде всего, что там мне удастся снабдить себя рабочей литературой.
В Цюрихе я перелопатил все, что создала русская нелегальная пресса со времен Герцена, однако для рабочих, кроме книги «Хитрая механика»[14] и брошюры Дикштейна[15], ничего не нашел. В то же самое время меня затянул омут партийных дискуссий. Это было время зарождения русской социал-демократии. Основным пунктом споров были «Наши разногласия» Плеханова[16]. Программа, выдвигавшая на первый план классовую борьбу пролетариата, отвечала моим мыслям. Я осознал себя как социал-демократ и подключился к созданию Союза русских социал-демократов[17]. Однако от этого число вопросов, остававшихся для меня открытыми, только увеличилось. По отношению к России меня беспокоило, что программа Плеханова не отводила места крестьянству, потому как Россия, как ни крути, страна крестьянская. Далее возникали вселенские вопросы: как рабочим прийти к власти и как должен произойти социалистический переворот в экономике.