В результате того способа связи философии и психологии, при котором первая служила методологическим основанием построения второй, а последняя – научным доказательством и испытанием первой на подлинность и эвристичность, С. Л. Рубинштейн сумел, опираясь на марксизм, использовать его позитивные идеи и преодолеть его догматическую интерпретацию. Эту задачу он решал, находясь в тисках советской идеологии и при этом активно практически действуя – строя психологическую науку.
Парадоксальность, противоречивость и трагичность его судьбы заключалась в том, что его идеи, с одной стороны, опережали уровень философско-психологического мышления эпохи, были недостаточно поняты во всей своей глубине, с другой стороны, они внедрялись им и его трудами, организационной и педагогической деятельностью в бытие современной ему психологической науки, воспринимались и реализовывались психологами как «общенародное» знание, служили развитию психологии как науки в целом. Но сам он не только как автор концепции, но и как созидатель на ее основе науки оценивался психологами как философ, а философами – как психолог, вопреки единству философии и психологии, которое ему удалось раскрыть в теории.
В последнее десятилетие жизни Рубинштейн оказался в атмосфере вынужденного одиночества и социального остракизма. Он противостоял этому умноженной силой своего творчества и энергичным научным объединением оставшихся с ним сотрудников и учеников. Смерть остановила его руку, заканчивающую последний труд жизни – «Человек и мир»[1]. При всей его фундаментальности и высшей степени сложности он стал мировоззренческим опытом в преддверии оттепели.
Основные философские и методологические идеи, составлявшие концепцию С. Л. Рубинштейна первого периода его творчества, при его жизни не были известны, сохраняясь в его архивах. Завершающая его творческий и жизненный путь онтологическая концепция, включавшая философскую антропологию, стала известна лишь в 1970-х годах. Поэтому при жизни в философских кругах С. Л. Рубинштейн не считался философом, хотя основные труды лучших периодов его жизни – 1930-х и 1950-х годов – снискали ему роль лидера психологической науки. Сердцевиной его творчества 1930–1940-х годов были три труда, в которых представлена новая система психологической науки –