Ева. А зачем? Я тебе нравлюсь?
Билл. Скорее «да», чем «нет».
Ева. Хватаешь на лету! Так чего же ты ждешь?
Билл. Для начала надо бы… о чем-то поговорить.
Ева. Потом поговорим. Удастся завязка разговора – знаешь сколько сразу найдется тем!
Билл. Я так не могу!
Из внутренних покоев доносятся стоны Эмили и характерное рычание Митча.
Ева. А кто-то вот может! Это, наверное, твоя змееобразная ассистентка с тем ученого вида типом.
Билл. Он действительно ученый. Профессор!
Ева. С виду уж слишком умен!.. В мужчине ничего не должно быть чересчур. Обычно, если у него что-то очень уж выпирает, то чего-то явно недостает. Тут могут быть неприятные сюрпризы. Лучше не рисковать.
Билл (прислушиваясь к звукам из внутренних помещений). Не похоже.
Ева. У тебя на уме только одно, дорогой! При такой сдержанности… Может быть, твоему ученому другу недостает интеллигентности? Многие из этих профессоров – такие мужчины!.. Впрочем, это еще терпимо. Так что, приступим?
Билл. Подозреваю, что у меня в роду не было мужланов.
Ева. Успокойся, милый, этим занимаются все: и мужики, и знать.
Билл. Может быть, нам следует начать с легкого, возбуждающего разговора о голландской живописи?
Ева (в сторону). Он знает, как меня остановить… Что ж, теперь уж точно «да»! (Биллу.) Что ты знаешь о голландской живописи, дорогой?
Билл. Ничего.
Ева. Значит, облегченный курс… Это не займет много времени… (Прислушивается к звукам из внутренних помещений.) Когда же они наконец угомонятся? Такой серьезный разговор… Итак, голландская живопись… Я тебе нравлюсь?
Билл. Ты уже спрашивала.
Ева. Спрашиваю еще раз… Глядя на меня, испытываешь ли ты состояние, близкое к восторгу?
Билл. Возможно.
Ева. Тебя ко мне тянет. Ты хочешь рассмотреть меня под разными ракурсами:, ближе, дальше, сбоку, спереди, сзади… Ты меня хочешь?..
Билл. О чем ты?
Ева. О голландской живописи, любимый. О ней можно говорить, когда ты видишь эти картины, когда испытываешь к ним – как бы это сказать поточнее – то же, что к женщине, которую ты страстно любишь… Хотя бы несколько полотен… Хотя бы одно… Великого Рембрандта или не столь именитых его соотечественников, которым в силу разных причин не суждено было стать великими, но которые – это сугубо между нами, потому что противоречит общепринятому мнению – были не менее талантливыми.