Потом папа повернулся к маме, которая вышла из кухни и широко улыбалась.
– Это моя жена, Леон. Дорогая, это мой друг Леон Лабьер.
Мама протянула руку, и месье Лабьер стал трясти её руку и говорить, что он рад. Тогда папа показал мне, что надо подойти, и сказал:
– А вот и Николя, мой сын.
Месье Лабьер сделал очень удивлённый вид, свистнул и сказал:
– Да он же совсем взрослый! Просто мужчина! Ты ходишь в школу?
И он провёл рукой по моим волосам, чтобы их взъерошить, для смеха. Я заметил, что маме это очень не понравилось, особенно когда месье Лабьер посмотрел на свою руку и спросил:
– Чем вы поливаете голову этому карапузу?
– Правда, на меня похож? – спросил папа очень быстро, чтобы мама не успела ничего ответить.
– Да, – сказал месье Лабьер, – вылитый ты, только волос побольше, а живота поменьше.
И он засмеялся.
Папа тоже засмеялся, но не так сильно, а мама сказала, что можно выпить аперитива.
Мы уселись в гостиной, и мама подала всем аперитив; мне аперитива не досталось, зато мама позволила взять оливки и солёное печенье, а я их очень люблю. Папа поднял свой стакан и сказал:
– За наши общие воспоминания, старый добрый Леон!
– Мой старый друг, – сказал месье Лабьер и сильно хлопнул папу по спине, так что папа уронил стакан на ковёр.
– Ничего, – сказала мама.
– Да это сейчас высохнет, – сказал месье Лабьер, потом выпил свой аперитив и посмотрел на папу: – Забавно видеть тебя в роли старого папаши.
Папа уже снова наполнил свой стакан и отодвинулся немного подальше на случай новых хлопаний; он поперхнулся и сказал:
– Ну не такой уж и старый, не надо преувеличивать, мы с тобой одного возраста.
– Э, нет, – сказал месье Лабьер, – вспомни-ка, в классе ты был старше всех!
– Может быть, сядем за стол? – спросила мама.
Мы сели за стол, и месье Лабьер, который сидел напротив меня, спросил:
– А ты что молчишь? Тебя вообще не слышно!
– Нужно, чтобы вы меня спросили, тогда я смогу говорить, – ответил я.
Тут месье Лабьер начал хохотать без удержу, стал совсем красным, ещё краснее, чем перед этим; он изо всех сил хлопал ладонью, но на этот раз по столу, и стаканы делали: дзинь-дзинь… Когда он закончил смеяться, то сказал папе, что я невероятно хорошо воспитан, а папа сказал, что это нормально.
– Сам-то ты, если я правильно помню, вёл себя кошмарно, – сказал месье Лабьер.