За такими мыслями курящего Мартина и застал звук вышибаемой двери.
– Э, скотина! – крикнул кто-то нарочито громко, делая несколько выстрелов в воздух, от которых Мартин вздрогнул, мгновенно пропотев. – Ты ничего не хочешь нам сказать?!
…Сценарий повторился: к нему ворвались и его избили. Только на этот раз это были Лой, очень недовольные тем, что кто-то из Лютенов его рукой был спасён.
Мартин был слаб, безоружен и беззащитен против этих людей с пистолетами и грозными взглядами, за спинами которых – ещё сотня таких же людей. Они контролируют всё и вся, от них нет спасения, нет укрытия, и стоит посмотреть на одного, как его враг уличит тебя в сговоре. Можно сколько угодно твердить самому себе высокопарные речи о совести, думал Мартин, мучительно разминая медленно заживающие пальцы, которые ему знатно оттоптали. Только вот правда в том, что в привычках человека – заставлять совесть молчать, если обстоятельства звучат достаточно громко.
Руки часто дрожали: едва ли теперь они в состоянии были держать пинцет.
– Чтоб я ещё раз кого-то вылечил… – бормотал Мартин, сжимая трясущимися пальцами сигарету. Стол был полностью чёрным: однажды Мартин выронил спичку и чуть его не спалил.
За дверью раздавался плач женщины, на руках у которой умирал ребёнок. Она молила о помощи. Но теперь Мартин был умнее и знал, что это может быть женщина одного из Лой или Лютенов. И помогать ей нельзя, чтобы не навлечь на себя ещё чей-нибудь гнев.
Они сами виноваты. Это он здесь жертва. Он не обязан помогать тем, кто добровольно в это впутался.
– Чтоб ещё раз… – бормотал Мартин, глядя в собственное отражение в тёмном окне.
Совесть успокаивалась.
II. Запрещённая литература
Заходя в почти опустевшее здание полицейского участка, офицер Джим Андерсон взглянул ещё раз на кусочек картона, на котором было неаккуратно, но цветасто выведено:
«Папа, поздравляю с Днём Рождения!
Твоя дочка Эмили Андерсон»
Улыбнувшись, Джим сунул его в нагрудный карман. Подумать только, что его дочка Эми уже совсем скоро пойдёт в школу! Джим был очень гордым отцом. И сегодня ему исполнялось тридцать два, с чем его прямо с порога и поздравила шестилетняя дочурка.
Жаль только, что празднование не задалось. Стоило ему переступить порог дома, как раздался звонок с работы: шеф приказывал явиться, несмотря на уже позднее время. Джим Андерсон не привык задавать вопросы, и знал, что, раз вызывают – значит, дело срочное. Досадовало он лишь на то, что целый день прошёл на удивление тихо – такое в Эшвуде случалось очень редко. И, стоило Джиму покинуть свой пост, как шеф тут же звонит и приказывает явиться. Учитывая то, каким человеком он был, подобное поведение с его стороны было, как минимум, необычно.