Выйдя из воды, Майкл как был, голый и мокрый, вернулся в дом. Первый этаж не был разделен на комнаты, справа была выгорожена кухня с обеденным столом, слева все было уставлено кушетками с разноцветными подушками, креслами, столиками, везде были разбросаны коврики и циновки, стены из дикого серого камня не были оштукатурены, камин в центре стены был накрыт толстым едва обработанным бревном. Он свернул направо, ткнул кнопку кофеварки, забрал у нее через минуту чашку с кофе и вышел на террасу. Ротанговое кресло скрипнуло под ним, он положил ноги на столик, выудил из пачки сигарету, хлебнул кофе и закурил – день начался. Майкл знал, что день будет хорошим – он его таким задумал. Сейчас докурим, поднимемся наверх…
***
Мишель проснулся в своей маленькой квартире на улице Кардинала Лемуана. Он жил на четвертом этаже, лифта не было, отопление работало кое-как, стояла осень. Он поднялся, в крошечной кухоньке зажег газ, поставил на конфорку кастрюльку с водой для кофе и спустился по лестнице к подъезду, где молочник оставлял бутылки с молоком. С улицы пахнуло промозглой сыростью, он запахнул халат и вернулся домой. Вода закипела, он положил в чашку две ложки кофе, залил водой, добавил сахару и молока, достал из пачки голуазину, провел ею под носом, хлебнул кофе и закурил. Через десять минут он собрался в душ, вспомнил, что колонка поломалась, а мастера он так и не вызвал, побрился и слегка помылся холодной водой, надел теплые носки, взял свитер, приложил его к лицу, ну ведь должна же остаться на нем хоть одна ее молекула, надел и уселся за стол в своей единственной комнате.
Он открыл новый вордовский файл, отключил сознание от внешнего мира, вспомнил Беатрис, тело его заныло, затосковало, руки сами достали сигарету из пачки «голуаз» и написали название: «Рыжий сон». В рассказе было тепло, синело море, шумели пальмы, он просыпался в постели с рыжей девушкой, целовал ее спину, раздвигал бедра, находил тайный вход… Рассказ писался легко, грел его, оставлял в душе ощущение соли на губах и солнца в душе. Он плавал в аквамариновой воде, лежал на песке под утренним солнцем, курил, возвращался в дом, готовил завтрак и возвращался в спальню. Он говорил девушке нежные слова, все те, что иногда застревали в горле, задушенные старыми обидами, трогал каждый сантиметр ее тела, и она не возражала, позволяла делать с собой все что угодно и сама отвечала ему тем же; они были свободны, любили друг друга, им ничего не мешало: не нужно было обивать пороги издательств, платить по счетам, ремонтировать колонку, покупать одежду, считать деньги перед входом в ресторан.