Посередине группы сидит высокий парень, у которого вместо куртки с капюшоном, как у всех, «вареная» черная джинсовка и немецкий картуз с козырьком и загнутыми вверх, как у пилотки, краями. Левый рукав пуст, и заправлен в нижний боковой карман куртки. Все лицо, особенно левая часть, изуродовано давно зажившим ожогом. На глазах у парня круглые очки с черными непрозрачными стеклами. Из-под них по щеке к шее спускается глубокий шрам; на правой щеке шрам короче и пересекается с другим, поменьше. Мелких порезов, как оспин, на лице и шее вообще не пересчитать.
Это Рольф. «Фотография» оживает. Он снимает свой картуз и из подворота достает зажигалку. Камера с общего плана делает очень крупный наезд на лицо и в кадре на несколько секунд остается лишь переносица и два черных кругляша очков. Раздается характерный металлический щелчок и на абсолютно непроницаемом черном фоне стекол отражается пламя зажженной «Зиппо». Камера уходит обратно на общий план и чуть в сторону. С ее отъездом вновь появляется картина всех сидящих, а поверх них посередине название: «ЧЁРНЫЕ», где очки представляют собой точки над буквой «Ё».
Сон прерывается либо в момент щелчка зажигалки; либо на этом месте; либо, что случалось реже, на картинке курящего Рольфа: с сигаретой в углу рта и картузом в единственной руке. Последний вариант был нестерпимо болезненным для меня. Рольф уже без очков, которые «одевал» только в этом кошмарном сне, а в жизни никогда не носил, тем более круглые. Смотреть на его обезображенное лицо даже с давно зажившими ранами невыносимо. Шрам на левой щеке, скрывавшийся за очками и козырьком, на самом деле заканчивается чуть ли не на середине мелко выбритой головы; глаз отсутствует. Впадину глазного яблока кое-как прикрывает пришитое по частям к щеке натянутое верхнее веко, скорее даже кожа со лба. Сам лоб тоже весь испещрен разного размера и формы шрамами.
Рольф спокойно курит, пожевывая сигарету, манерно, как блатной, или просто шевеля губами, и смотрит себе под ноги. Самое худшее завершение этого сна – когда Рольф успевает «оторвать» свой единственный глаз от ботинка, и поднимает взгляд. Если сон длился до этого момента, я с воплем подпрыгивал на кровати, часто что-то роняя или кого-нибудь травмируя. Но, к счастью, это было нечасто. Подсознание, вероятно, уже настроилось на подобный исход, и обрубало видение на общей картинке. Но такого рода облегчение произошло лишь по прошествии долгого времени.