Она наверняка бы понравилась Саше Усику.
- Я начал жизнь в трущобах городских. И добрых слов я не
слыхал…
Слова лились легко.
Голосом Комсомольца природа не обделила. Да и сам он, похоже,
занимался пением. В своём настоящем теле я ТАК исполнить эту песню
не смог бы – без сомнения.
Шептать и прятаться я не собирался.
Сам удивился мощи своего голоса.
И тому, как уверенно и ловко пальцы порхали над струнами.
Песня из кинофильма «Генералы песчаных карьеров» - вот что
ассоциировалось у меня с образом Александра Усика. Пожалуй, это
единственная композиция, которую я заучил после института – уже в
двухтысячных, под впечатлением от сериала «Бригада». Пел её тогда
на корпоративных вечеринках для своих тогдашних начальников. Уже
потом узнал, что песня старая, написана ещё в начале семидесятых
годов совсем для другого фильма. И исполнялась она уже тогда –
неизвестным мне коллективом.
- … За что вы бросили меня, за что?…
Пашка стоял передо мной с кофтой в руках. Приоткрыв рот.
Собирался о чём-то спросить?
Пальцы в присмотре не нуждались.
Я закрыл глаза. Сосредоточился на звучании собственного голоса.
Сам прибалдел от своих новых способностей. И получал удовольствие
от пения. Мелькнула запоздалая мысль: раз песню исполняли в
семидесятых, то и в шестьдесят девятом её не посчитают за
антисоветскую. Несмотря на все эти «небоскрёбы» и упоминание
«богов». И это замечательно. Потому что мне даже во сне не хотелось
бы вылететь из комсомола и института – «антисоветчина» в моих
представлениях была похуже «аморалки».
Услышал за спиной чей-то вздох – не обернулся.
И не открыл глаза.
- …Мать иногда являлась мне…
«Кто-то всхлипнул?»
Звук повторился, но прозвучал уже чуть ближе.
«Похоже, к Пашке присоединились и другие слушатели».
Устраивать концерт я не планировал. Чувствовал, выступление пора
сворачивать. Но прерывать песню мне показалось… кощунством. Я допел
последний куплет. Ощущал на затылке чужие взгляды. Не торопился
завершать мелодию «на полуслове». Струны безропотно повиновались
моим рукам – музыка звучала почти без фальши. «Испанка» не подвела.
Доказала, что она – не гусли. И лишь когда извлёк из струн
заключительную ноту, позволил себе перевести дыхание. Прижал к
струнам ладонь, посмотреть на Могильного.
Тот продолжал изображать сталагмит. Краешки его губ вздрагивали,
как у обиженного маленького мальчика. В глазах парня я заметил
блеск влаги.