Юшков был в редакции, он был краснорож и благоухал мятой, по
тому, с каким трудом он двигал челюстями, я сделал вывод, что он в
себя впихнул целую пачку жевательной резинки.
– Всем доброе утро, – сообщил я народу, выслушал все «Здрасьте»,
«Добрейшее» и «Радуйтесь, православные, красота вернулась», и
кивнул Вадиму: – Ну что, грешник, пошли?
Юшков молча прошел за мной в кабинет, следом за ним вошла Вика и
закрыла дверь.
– Так, Вадя, мы с тобой взрослые люди? – начал я неприятный, но
неизбежный разговор.
– Так, – выдавил из себя Юшков.
– Ну, значит, ты все понимаешь. Я не буду разводить всю эту
волынку, вроде: «Мы тебя предупреждали», «У тебя был шанс», это ни
к чему. Вот бумага, вот ручка, пиши заявление на имя Мамонта. Какое
заявление, надеюсь, понятно?
– А если я не захочу? – Юшков мутно взглянул на меня. – Силком
права не имеете.
– Ну вот, – расстроился я. – А говорил, что взрослый человек. А
куда ты денешься?
– В трудовую комиссию пойду, – неожиданно заявил Юшков. – Я свои
права знаю.
– Ммм, вон как, – парень оказался глупее, чем я о нем думал. –
Иди, прямо хоть сейчас. А мы тогда вот что сделаем. Виктория
Евгеньевна, иди к Алле Дмитриевне, кадровичке, скажи, чтобы она
прямо сейчас собирала комиссию, будем вчерашний прогул
фиксировать.
– Я грибами отравился, – глухо пробубнил Юшков.
– Справка от врача есть? – ласково спросил я его. – Или иной
какой документ?
– Нет, я думал у нас все по-честному здесь, – Юшков еще сильнее
насупился.
– Да, по-честному. И мы закрывали глаза на твое охламонство
целый квартал, прикрывали тебя, думали, что перебесишься, что ты
человек. А ты вон как запел, «трудовая комиссия». Будь по-твоему.
Одно нарушение у тебя есть, скоро второе будет, никуда не денешься,
либо опять прогуляешь, либо поддатый придешь, и в результате по
статье отсюда вылетишь, обещаю. А это – волчий билет, тебя даже в
ассенизаторы после этого не возьмут.
– Гад ты, – Юшков шмыгнул носом. – Сам же не лучше, мне
порассказывали о тебе. Да и здесь ты не переламываешься.
– Ну да, и у меня такое было, – не стал спорить я. – Только там
разница была кое-какая. Я такую штуку только один раз отчебучил,
причем это было в газете, где мне копейки платили. Если бы мне там
такое жалование поставили, как здесь, думаю, что я вряд ли бы так
резвился. К тому же, мне этот один раз два года уже вспоминают, а
ты в таком состоянии на работу постоянно ходишь, да и в течение
рабочего дня тебя фиг найдешь, при этом хоть бы слово кто сказал.
Ну кроме Шелестовой. А что до моей работы здесь – не дай тебе бог
делать то, что делаю я, понял? Последний раз спрашиваю – будешь
писать?