Трое мужиков лет сорока горячо спорят о международной политике,
НАТО и напряженности на ближнем востоке.
Откровенно пьяных нет. Явных маргиналов тоже. Средний возраст —
за сорок. Такое впечатление, что этот бар облюбовала исключительно
интеллигентная публика. Всякие доценты с кандидатами, инженеры и
прочие люди умственного труда.
— О, это же Мельников из нашей многотиражки! — раздался вдруг
возглас откуда-то из дымного полумрака. — Иван Лексеич, иди к нам,
тут как раз место стынет, Михалыч домой ушел!
Я протиснулся между скамейками к раздаче. Помещение было
маленьким, так что казалось, что народу много. На деле же был
совсем даже не аншлаг. Думаю, по пятницам и выходным тут гораздо
больше посетителей.
Дамочка на раздаче оживилась и окинула меня заинтересованным
взглядом.
— Молоденький такой, — сказала она. — Студент что ли?
— Журналист, — я слабо улыбнулся и подмигнул. — Темное пиво
есть?
— Чего? — подведенные карандашом брови взлетели вверх. Тьфу
ты... Темное. Ага. Крафтовое. Молочный стаут еще попроси.
— Кружку пива, пожалуйста, — смущенно пробормотал я и полез в
карман за деньгами.
— Тебе подогреть? — заботливо спросила она.
— Что? — не понял я.
— Ну, кипяточку, говорю, в кружку плеснуть? — она всплеснула
пухлыми руками. — Холодно на улице, замерз же. Пальтишко на рыбьем
меху. Согреешься хоть.
— Неа, давайте обычное, — я мотнул головой.
Я взял пузатую кружку с шапкой пены и пробрался к тому краю
стола, где для меня пригрели местечко. К той самой троице, которая
международную политику обсуждала.
— Что-то ты смурной какой-то, Иван Лексеич, — критически оглядев
меня, изрек растрепанный мужичок в вельветовом коричневом пиджаке и
черной водолазке. Убей, не помню, где он у нас работает.
Пересекались точно, но не общались. Иначе бы запомнил. Двое его
друзей были, похоже, не с нашего завода.
— Наверняка баба что-то нахимичила! — авторитетно заявил второй.
Сутулый, длинный и в плоской кепочке на затылке. Как у него уши не
отваливаются с таким головным убором зимой?
— Все бы тебе про баб, Гриша! — хохотнул третий, кругленький и
лоснящийся, как свежая булочка.
— Ты давай, Иван Лексеич, изливай душу, сразу легче станет, —
«вельветовый пиджак» похлопал меня по плечу и приподнял кружку.
Остальные поддержали. Ну и я тоже, зря что ли пришел? Стекло
звякнуло о стекло, на пальцы плеснула пена. Я сделал глоток. Ну...
Не так плохо, как могло бы. Разбавлено, но не до состояния
подкрашенной водички. Слегка горчит. Впрочем, пивным гурманом я не
был, просто темное как-то всегда больше любил, чем светлое. Светлое
всегда было на мой вкус слишком жидким.