Дальше все прошло как по маслу. По дороге к санаторию мы с Сережкой сперли кулек козинаков у хромого добродушного дяди Гурама, торговавшего на углу сладостями. Пока Серега выяснял у него, как пройти на улицу 25-летия Комсомола – хрен ее знает, была ли она вообще в этом Саки, – я стащила беленький сверточек с уже расфасованным липким лакомством.
Не для себя. Для Вани.
Ваню мы увидели сразу. Он сидел прямо у чугунных ворот на своей дощечке, совершенно один. Перед ним стояла огромная кружка пива. Сидел и смотрел в пустоту.
Мимо фланировали курортники. Кто-то с полотенцем через плечо, кто-то – с приемником под мышкой, кто-то с новеньким модным фотоаппаратом «Смена».
Никого из окружающих не удивляла дикая, омерзительная в своей обреченности картина. Прямо на асфальте, в пыли, под огромным лохматым кустом раскидистого южного растения сидел обрубок мальчика. Мальчика лет так двадцати. И пил пиво.
– Ваня, привет. Мы тебе… козинаки принесли. Вот.
Сережка выудил из кармана шорт пакетик с козинаками.
Когда он только успел? Надо же. Ведь кулек у меня в руках. Значит, еще один спер.
Ваня поднял мутные глаза.
– На, Ваня, еще вот мой пакетик. Это тоже тебе, – это уже я. Голос почему-то совсем охрип. Из горла вылетал какой-то надтреснутый птичий клекот. – И Андрею, и Серому. Здесь всем хватит.
Ваня качнулся вперед. Как неваляшка, некстати подумалось мне. Туда-сюда. Туда-сюда.
– Дай поцелую. – Притянул нас к себе обеими руками. Меня левой, Сережку – правой.
Пакетики привалились к кружке пива. Пахнуло странным прогорклым запахом. То ли болезни, то ли тела немытого, то ли просто горечи какой. В носу снова защипало. Сережка зашмыгал носом.
– Спасибо, ребятки. Ох, хоть что-то светлое. Может, и мамка скоро приедет. И совсем хорошо будет. Спасибочки.
Заскорузлой рукой провел по моим волосам. Ногти давно не стрижены – больно царапнули кожу. Мелькнула выпуклая кровавая шишка на ладони. Мозоль, наверное.
– Бегите, вон папки ваши ждут. А то ругаться еще будут. Нечего вам тут, с недобитками… Бегите к папкам.
Я обернулась. В пяти метрах от нас, в тени кустов, стояли дедушка и дядя Олег. Стояли и улыбались. Но мне показалось, что у дедушки на лице что-то блестит. Может, слезы. А может, просто отблеск фонаря, не знаю. Дедушки ведь не плачут.