В результате поле битвы все равно
осталось за ней, поскольку женщины умеют обращать ситуацию в свою
пользу довольно нечестными и хитрыми уловками, такими как внезапно
спадающий халат и на редкость щекочущее мужское воображение
позирование с пистолетом. Нет у нас против этого контраргументов,
ну, по крайней мере, в функциональном возрасте…
Потом, когда Вика уже уснула, я еще
немного поразмыслил о том, как же все это тесно сплелось в один
клубок – и все эти радеоновские интриги, и вынужденное сидение в
четырех темностекольных стенах, и мой неясный социальный статус и
многое другое. А больше всего меня беспокоило то, что я
окончательно превратился в пешку на чужой шахматной доске. Я
являлся ей и до этого, излишних иллюзий у меня не было с самого
начала. Но вот какая штука - раньше у меня теплилась небольшая
надежда на то, что, преодолев шесть клеток и выполнив требуемое, я
получу возможность свободы передвижения. А вот сейчас… Сейчас
я почти наверняка знал, что мне никто не даст этого сделать. Просто
потому что никому не нужно, чтобы пешка стала какой-то более
весомой фигурой, получив кучу информации, включая ту, которую ей
знать не следует.
Да, до поры до времени иногда и пешку
берегут почище иного слона или даже ладьи, она часть манёвра, она
часть стратегии. Ей провоцируют противника, намекая ему что это
будущий ферзь, ее выводят из-под удара, ее охраняют, вокруг нее
даже водят хороводы, переставляя на самые лучшие клетки. Но пешка –
это только пешка и не более. И в результате несомненно меня
ждала хрестоматийная судьба самой незамысловатой из фигур, простая
и предсказуемая, та, которая ей предназначена изначально - в нужный
момент оказаться на линии удара для того, чтобы уйти с доски
навсегда. Зачем? Чтобы кто-то высший выиграл партию. Все.
Меня вынесут за пределы клетчатого
поля и положат набок. И дай бог, чтобы хоть кто-то, хоть
какие-нибудь прозекторы в пыльных шлемах смогли склониться надо
мной. А то ведь стану одним из тех, кто «ушел и не вернулся». И про
эту золушку касимовскую, которая мне в плечо сейчас сопит, будет
напечатано в соседней колонке. Господи, она же еще совсем ребенок,
она искренне верит в то, что наконец поймала за хвост синюю птицу,
и это я сейчас не о себе. Как ей объяснить, что пуля, которая
раздробит ей затылочную кость – возможно это единственное, что мы
можем унести с собой из всей этой истории. Она же меня даже
услышать не захочет… Ведь если я хоть на кроху в своих соображениях
прав – это все на мне будет.