Но, к несчастью, я выросла, а он нет. Это была единственная причина, по которой мы расстались (смех). А вторая моя влюбленность произошла, когда я была студенткой 2-го курса. Я влюбилась в портрет неизвестного с серыми глазами. Мы были неравнодушны друг другу долгое время. Надеюсь, вы одобряете мой выбор?
Студенты: Безусловно!
Волкова: В таком случае, мы перейдем в ту область, которая очень интересна для наших взаимоотношений с искусством или произведениями искусства. Помните, чем мы закончили прошлое занятие? Я сказала, что самоценностью становится сама живописная поверхность картины. Она сама по себе уже и есть содержание картины. И Тициану всегда была присуща вот эта абсолютно живописная самоценность. Он был гений! Что станет с его картинами, если снять изобразительный слой и оставить только подмалевок? Ничего. Его картина останется картиной. Она все равно останется живописным произведением. Изнутри. На внутриклеточном уровне, основе, то что и делает живописца гениальным художником. А внешне она превратится в картину Кондинского.
Сравнивать Тициана с кем-то другим очень сложно. Он прогрессивен. Посмотрите, как он через тень, что падает на стену серебристого тона, живописно связывает этот портрет с тем пространством, в котором живет этот человек. Вы себе даже не представляете, как это сложно писать. Такое удивительное совмещение светлого, серебристо-вибрирующего пространства, этой шубы, которая на него надета, какие-то кружева, рыжеватые волосы и очень светлые глаза. Серо-голубая вибрация атмосферы.
У него есть одна картина, которая висит… не помню где, то ли в Лондоне, то ли в Лувре. Нет, точно не в Лувре, в Национальной галерее Лондона. Так вот, на этой картине сидит женщина с младенцем в руках. И, когда вы смотрите на нее, то вам кажется, что эта картина попала сюда случайно, потому что представить себе, что это работа Тициана просто невозможно. Она написана в манере напоминающей, что-то среднее между Клодом Моне и Писсарро – в технике пуантилизма, которая и создает это самое дрожание всего пространства картины. Вы подходите ближе и не верите своим глазам. Там уже не видно ни пяточек, ни мордочки младенца, а видно только одно – он переплюнул Рембрандта в свободе. Не случайно Василий Кондинский сказал: «Есть только два художника в мировом искусстве, которых я могу называть абстрактными живописцами. Не беспредметными – они предметны, а абстрактными. Это Тициан и Рембрандт». А почему? Потому что, если до них вся живопись вела себя как живопись, окрашивающая предмет, то Тициан включил момент окраски, момент живописи, как колорита, не зависящего от предмета. Как, например, «Св. Себастьян» в Эрмитаже. Когда вы подходите к нему очень близко, то кроме живописного хаоса не видно ничего.