Мужчина закашлялся, почувствовав, как подступают слёзы. «Не сейчас, – сказал он себе. – Не далее, как десять минут назад, ты убил свою жену. И ты не плакал. Ты сделал всё как надо, едва у неё в глазах появились эти чёрные кляксы. Так что не смей рыдать сейчас. Ты остаёшься отцом семейства. Ты остался единственным, кто может принимать решения. Так займись делом, пока не стало совсем светло».
Тело ещё не остыло, кровь вяло вытекала из разбитой головы. Ретривер вернулся, он обнюхивал руки женщины, поскуливая. Антон шугнул собаку. Одной рукой прижимая к себе малышку, даже не думающую успокаиваться, он взял за ногу жену и потащил её в гостиную, тёмное, заставленное мебелью помещение, похожее на склеп. Чиркнув спичкой, зажёг свечу, проверил, плотно ли задёрнуты шторы. Крупные пылинки неподвижно висели в ореоле дрожащего света. Когда-то всё было иначе. Здесь, в раскладном кресле, она и разрешилась от бремени, Антон перерезал пуповину, а Жанна, полуживая от боли, сама зашила Тоне пупок, потому что Антон так и не научился шить. Они тогда были счастливы, в пику всему миру, который рухнул в тартарары.
Он посадил Жанну, прислонив её спиной к стене, задрал на груди свитер, майку. Бюстгальтера она не носила. Антон сомневался, что кто-то из выживших ещё пользовался этой штукой. Она отошла в прошлое вместе со многими необязательными элементами туалета, а так же нормами морали. Осталось только то, без чего не прожить.
Ареолы вокруг сосков, которые сильно увеличились после родов, знакомая родинка на правой груди. Но главное – это молоко. У Жанны всегда хватало молока, поэтому они даже не искали для Тони прикорм. Да и где его сейчас найдёшь? Питательная смесь ценилась у тех, кто остался, наравне с консервами и гречневой крупой.
– Мы найдём тебе пропитание, – сказал Антон дочери. Поднёс девочку к правой груди и удостоверился, что она схватила сосок. – А сейчас тебе лучше бы поесть от души. Мама любит, когда ты сытая.
Оглядевшись, он сдёрнул с кресла пухлую, воняющую плесенью подушку. Устроил её на коленях жены, под спинкой ребёнка. В последний раз пробежал пальцами по рёбрам женщины. Господи, какая она худая!..
Девочка жадно задвигала ртом. Её глаза были открыты. Антон предпочёл бы, чтобы она не смотрела, но ничего не мог поделать. Жанну сейчас не так-то просто узнать, и дело не в травмах, которые он ей нанёс. Совсем нет. Голубиная лихорадка постучалась и к ним в дом.