Как-то прислали к нам в группу психолога. Воспитательница заболела, и, чтобы не ставить человека в третью смену, пришла психолог. После той пробной смены она не ходила работать в группы. Все-таки заниматься с нами один на один в кабинете лучше.
Серега нырнул в постель с головой, намереваясь поспать часок до подъема. Из-под одеяла с вышитым личным номером воспитанника торчали Серегины ноги в продырявившихся носках мышиного цвета. Он так торопился лечь спать, что забыл их снять.
Сергей не был моим другом, и я не знал, как он отреагирует на мою просьбу. Белый пододеяльник спрятал его целиком, оставив на поверхности серый ромбик одеяла. И этот ромбик был как знак: «Не беспокоить!» Но надо было с чего-то начинать разговор. Я сто раз мысленно репетировал важный для меня диалог и сто раз не знал, чем он закончится. Пока все «уши» спят, надо было поговорить, перетереть о важном для меня деле. И я спросил:
– Засекли?
– Ara, – зевнув, ответил Серега, давая понять, что разговор, не успев начаться, уже окончен.
Тогда я просто брякнул напрямую о своих целях:
– Серег, а возьми меня с собой. А?
– Чего? Куда?
– Я тоже хочу машины мыть. Мне деньги очень нужны.
– Деньги? Зачем тебе деньги? Ты ж на всем готовом живешь: о тебе государство заботится. – Тут у Сереги здорово получилось спародировать нашего завхоза Матрешку.
Галину Алексеевну так прозвали не столько за ее фигуру дородной кустодиевской красавицы, сколько за яркий румянец на щеках. Наверное, дома у нее хранились стратегические запасы бордовых румян. Под стать фигуре был и голос этой дамы – густой, как детдомовский кисель по выходным, сваренный по какому-то хитрому рецепту из овса и чего-то еще, совершенно неопознаваемого, придававшего напитку поразительно противный вкус (всегда одинаковый) и непередаваемый цвет (всегда разный).
– Очень надо. Ну пожалуйста!
– Рискованно. А что взамен?
– А что хочешь?
– Ладно. Разберемся.
– Без базара, брат!
– Спи. «Брат»! Тоже мне родственничек выискался!.. – Сережка захрапел, спрятавшись от заглядывающего в комнату солнца под белое поле с серым ромбиком.
Прозвище Аким у Сереги появилось не сразу. Сначала его прозвали АКМ – в честь автомата Калашникова: в первые дни в детдоме он был какой-то суетливо-быстрый, как автоматная очередь, но очень скоро для удобства перекрестили в Акима. Немного погодя Серега освоился и стал спокоен и нетороплив, а прозвище осталось. С ребятами Аким практически не общался. В детдоме он появился меньше года назад. О себе почти ничего не рассказывал. Его роль в нашем детдомовском обществе была ролью одиночки.