Тем все и закончилось.
Телефона Маринки, дочки профессора археологии, Мишка не нашел. Пришлось вспоминать расположение квартиры.
«Дом – вот он». – Птахин рассматривал район с горки.
Он до четвертого класса был влюблен в Маринку, до подъезда провожал, пока она с коня на физкультуре не упала.
Девчонка отличалась крайним упорством и несколько раз пыталась перепрыгнуть неприступный снаряд, неловко падая и вызывая ехидный смех одноклассников.
Птахин сначала переживал за нее и хотел, чтобы она прекратила позориться, а потом вдруг почувствовал безразличие и понял, что все – разлюбил. Парочка следующих нелепых кульбитов Маринки окончательно разрушила сладкую боль в груди. Странная все-таки эта штука – любовь.
«Когда же я в последний раз-то у них был? – Птахин направлялся к подъезду. – Года за два до переезда плюс три после – пять лет назад?»
Мишка любил и в то же время не любил бывать в уголке своего детства: слишком уж сильно изменился пейзаж.
На самом деле все осталось по-прежнему, только он стал намного выше ростом и то, что казалось раньше огромным, неожиданно уменьшилось.
Исчезли пятиэтажные «небоскребы», и съежились вертикальные стены поддерживающих откос парапетов. Сократились расстояния, и пропала тайна темного подвала со ступенями и дощатыми кладовками.
Неизменными остались лишь деревья.
Позже Мишка поймет, что они просто вместе с ним росли. Те же березки около дома, которые, со слов отца, сажал Вампилов, и тополя с осинами на газоне.
Паренек чувствовал себя Гулливером, быстро покрывая расстояния детства гигантскими шагами.
Дверь подъезда, где предположительно «прятались» археологи, конечно же оказалась закрытой.
Хорошо, что минут десять назад он пробормотал себе под нос:
– Необходимо открыть двери в Маринкином подъезде.
Надежда на шаманскую «технологию» тофаларки Сафы оправдалась. Когда осталась пара шагов, замок щелкнул и выпустил мальчишку лет десяти, глянувшего на Птахина с легким удивлением.
«Работает! – обрадовался парень. – Молодец шаманка!»
В ту единственную встречу он даже немного напугался, когда старуха принялась без предупреждения щупать ему голову. Костистые пальцы цепко хватали затылок, бесцеремонно поворачивали в разные стороны.
«Все так, – прошипела шаманка и спустя секунду стала рассказывать. По ее рассказам, выходило, что люди делятся по каким-то особым, невидимым, признакам. – Ты наш! – шептала ему старуха, пуская из трубки дым прямо в лицо. – Наш и свой. Только время наше уходит. Когда Бог стал общаться с людьми напрямую, мы с духами оказались никому не нужны. Здесь шаманы сохранились, потому что история познания Бога начиналась слишком далеко, и учение Его поздно сюда пришло, – мелко смеялась она. – Но Бог решает огромные дела, а разной ерундой ему заниматься некогда. Для этого и есть мы».