– Постойте, постойте! – воскликнул Оспер. – Если господин Игмор имеет какие-то претензии к присутствующим здесь дворянам, он мог бы принести жалобу, как это сделали истцы.
– Увы, ваша светлость. Барон Игмор является вассалом его величества короля, а докучать сеньору мелкими просьбами считает неуместным. Как истинный дворянин, мой родич предпочитает подобные незначительные вопросы решать самостоятельно, не взывая к сеньору или местному правосудию. Итак, если позволите… – Эрлайл откашлялся и, поднеся список к глазам, близоруко сощурился.
– Постойте, дайте этот документ мне! – потребовал Оспер, протягивая руку.
По красно-синей пирамиде, увенчанной графской короной, прошло волнообразное движение сверху вниз, от последнего ряда отделился невзрачный субъект – должно быть, слуга низкого ранга, – подбежал к Эрлайлу и принял бумагу. Затем опрометью кинулся обратно и вручил документ кому-то у самого основания пирамиды, тот передал дальше… в конце концов пергамент оказался в руках Оспера. Вельможа развернул свиток и принялся читать.
В зале стало шумно, зрители обменивались впечатлениями – действо оказалось занимательным.
– Что это? – пробормотал граф. – Что за ерунда? Потрава посева… во время охоты… семь лет назад… на турнире оруженосец Гайса не уступил очереди у водопоя оруженосцу Игмора… тоже семь лет назад… А это… Пять лет назад? Оскорбил словом? Задержал гонца? Три года назад?
– Прошу прощения, ваша светлость, – печальным тоном произнес Удвин, и при его словах снова стало тише, гости прислушивались к негромкому голосу тщедушного защитника, – когда речь заходит о чести и достоинстве, мой родич не признает мелочей и не ведает срока давности. Оскорбление есть оскорбление! Мы с Фэдмаром будем весьма удивлены, если ваша светлость рассудит иначе.
Граф нахмурился. Задумался. Наконец произнес:
– Да, это так… но сегодня мы разбираем не обиды, нанесенные Игмору, а обиды, нанесенные им! Вот взять хотя бы это… нападение на вассала, похищение жены и ребенка…
– Да какое похищение! – рявкнул, поднимаясь, Фэдмар. – Ни малейшей обиды не нанесли. Игмор не сражается с женщинами и детьми! Да я!..
– Погоди, – осадил родича Эрлайл.
К удивлению Отфрида, отец послушно сел и затих. И снова заговорил дядя.
– Рискуя навлечь на себя немилость вашей светлости, – поклон графу, – я все же замечу, что нынче истцы и ответчик – не купцы или крестьяне, misera contribuens plebs.