— Тебе лишь бы меня подразнить, —
надулась я.
— И это тоже, — резко приблизившись,
Яблонев растрепал мне волосы на макушке, отчего вся показная обида
спешно эвакуировалась до более подходящего момента. Мстительно
опустив диванную подушку ему на голову, я показала язык, быстро
увернувшись от ответного выпада.
В однокомнатной квартире место для
маневров ограничено, так что очень скоро меня перехватили за пояс и
плечи. С каждым тяжелым вздохом из-под атмосферы азартного веселья
на волю, неуклюже, но упрямо, пробивалось нечто иное. Вместо того,
чтобы отпустить и, как всегда, использовать дистанцию в качестве
личного огнетушителя наших отношений, Влад сократил ее еще больше.
Уткнувшись лбом мне в изгиб шеи, парень глубоко вздохнул. Уверенная
хватка превратилась в уютное объятье, и выдохнули мы уже
синхронно.
— Я кое-что так и не сказал тебе,
Герцогиня, — тихо произнес Яблонев, и от его тона все внутри
замерло в ожидании. Наверное, так пациент, подозревающий у себя
смертельную болезнь, ждет оглашения диагноза врачом. — Ты очень
храбрая и сильная, Агата. Чертовски упрямая и до безумия
бесстрашная. Я хочу, чтобы ты знала, что я гордился тобой каждую
секунду на крыше и продолжаю гордиться сейчас. Спасибо, что однажды
вечером ты решила прогуляться по парку и не прошла мимо той
женщины, потерявшей пса.
В горле встал ком. Закрыв глаза, я
сосредоточилась на дарящих тепло руках и ровном биении его сердца,
стучавшегося мне в лопатку, словно требуя впустить. По всем канонам
в такой ситуации следует перевернуться и высказать все касанием,
без плоских слов, но для нас это невозможно. Клятва Влада, данная
Захаровой в порыве дикого отчаянья и боли, будет действовать еще
девять месяцев, прежде чем наступит день для ее отмены. Он обещал
на своей крови, что больше никого не полюбит. Нарушение повлечет за
собой серьезные последствия, потерю чего-то ценного, от близких
людей, до здоровья и дара. Возможно, своим поцелуем на крыше, мы
уже пошатнули ее. Возможно, я совершила ошибку, отчаянно ища с его
стороны подтверждение тому, что чувствовала сама. Возможно, все
следующие девять месяцев мне лучше даже в мыслях держаться подальше
от воспоминаний об этом моменте… Но как отставить до лучших времен
то, что дарит счастье?
Связь практикующего и фамильяра
ощущалась сейчас так же всеобъемлюще, как и на крыше. Канат
верности, понимания и силы, натянутый между нашими сущностями,
нашими душами. Я чувствовала его осторожность и радость как свои
собственные. Редкий случай, когда Влад не перекрывал свои эмоции
наглухо. Высший уровень его доверия, несомненно.