От шлема тоже остались одни осколки. Глаза богатыря
ошеломлены.
Делаю жест пальцами: мол, вставай. Мы еще не закончили.
Ментальный доспех еще держится, да и сам безопасник явно не лишился
всех сил. Еще на пару минут боя здоровяка, может, хватит.
- Я проиграл! – вдруг объявляет во всеуслышанье Гримбаев. – Этот
противник оказался сильнее меня. Прости, Михаил Олегович, я не
смогу выполнить твое задание.
Вздыхаю разочарованно. А вообще, умный дядь. Мог ведь и
погибнуть. Я не собирался жалеть ни грамма сил. А это на девяносто
девять процентов летальный исход.
Не снимая стихийных доспех, шагаю к стеклянной двери и пинком ее
выношу.
- Помните про «суд богов»? – зычно спрашиваю Шереметьева. Он
молча сверлит меня взглядом. – Вы посчитали меня несмышеленышем,
которого можно спокойно оскорбить. И всё из-за отсутствия титула?
Из-за того, что я молод? Из-за того что сирота? – пускаю мощную
психическую волну, и граф отшатывается, словно ужаленный пчелой. -
Что ж, скоро я войду во власть. Скоро обрету титул, скоро
повзрослею. Совсем скоро. Но до этого времени вам лучше извиниться
передо мной. Хорошо извиниться. Иначе я снова приду к вам в гости –
уже за вашими извинениями, конечно.
На этом покидаю зал. Ира бросает на меня обеспокоенный взгляд,
но не роняет ни слова.
Стихийный доспех сбрасываю только у машины. Пока шел, знатно
пожег ковры и паркеты. Вот и пусть теперь тратятся, меняют обивку.
Ибо не хрен.
Уезжая, принимаю звонок от Степанева.
- Мы нашли ЕГО, милорд, - радостно заявляет первый капитан пятой
когорты Третьего гранд-батальона. Он у меня занимается поиском
легионеров. – Милорд, всё-таки один точно был!
- Тише будь, не ори, Норвс, - со вздохом потираю переносицу.
Чуть утомился всё-таки. - Кого нашли-то?
- Техножреца, - доносится ответ, и я сразу же улыбаюсь.
Усталость как рукой сняло.
Ну теперь, Михаил Шереметьев, мы с вами повоюем.
***
Уборщики разгребают и очищают сожженную арену. Стекло
закоптилось и местами потрескалось. Ирина подходит к самой большой
трещине и завороженно водит пальчиком по ней. Любуется паутинкой,
раскрасившей неприступную стену.
Михаил издали смотрит за дочерью. Когда Беркутов ушел, полыхая
яростным золотым огнем, граф так и не сдвинулся с места. В сердце
бурлило странное опустошение. И его посеял этот гениальный
школьник. Что же он сделал? Ведь не могла на Михаила так бурно
подействовать просто демонстрация неподражаемой силы. Нет, здесь
дело в некой психической атаке или гипнозе.