На этот раз все вышло иначе. Масло, загоревшись и испуская
смрад, только потянулось за дверь, как внутри стали его тушить. Но
не тут-то было, масло ногами, в данном случае, лапами не тушится.
Из-за двери послышался вопль ненависти ко всему живому и внезапный
протяжный звук открываемой задвижки запора. На наше счастье, хоть
дверь и открывалась наружу, но выскочить сразу следом за ней у
оборотня не получилось, помешало масло. Наступив на скользкую
горящую лужу, седой, как скала в древнерусских притчах, оборотень,
обжигая нас ненавидящими красными глазами, замешкался и чуть не
растянулся на ступеньках. Пока он занимался эквилибристикой,
буквально все успели поучаствовать в художественном оформлении его
шкуры. Поэтому, справившись с равновесием и намереваясь порвать
людишек на кровавые вкусняшки, он обнаружил в своем теле пяток
посторонних предметов и дыр, несовместимых со здоровьем, тем более
две стрелы с серебряным наконечником внесли дополнительную лепту,
грызя его индикатор жизни. Но старик был силен и нашел в себе силы
прыгнуть на Иоланду. Ей бы пришел конец, но ведьминское умение,
полученное в прошлом, отказало оборотню в счастье ощутить в когтях
мягкую человеческую плоть. Оставив вторую себя на том месте,
лучница сместилась на метр правее, оставив старого оборотня без
вожделенной добычи. А тут еще и моя вторая стрела подоспела, когда
он, растерявшись, на миг остолбенел на месте. Видимо, это довело
окончательно до ручки волосатого убийцу, он стал отчаянно крутиться
волчком по земле, разбрасывая на метры клочья вырванной почвы и
небольшие камни. Через несколько минут оборотень затих, и подняв на
нас взгляд мутнеющих глаз, издох, повалившись набок.
«Вы победили племя оборотней», тут же услужливо
сообщила система и я облегченно сел на траву, любуясь пламенеющей
зарей, предвещавшей новый день
Отряд стоял перед распахнутой дверью подвала, не решаясь войти
внутрь. Слишком много было пережито за последние часы.
— Тренер умер, — сообщила, легонько всхлипывая, Майка. — зелья
не хватило, сильно подрала его мать Кассандры.
— Кого? — опешил я.
— Ее! — указала на беззаботно спящего в тени младенца.
Ах да, я уже и забыл про питомца Монаха. Намучаемся мы еще с
ним, чует мое черствое сердце, ох, чует.