Спросив у бабы Зины про утюг, я сначала решила, что мне послышалось. То есть как это, сейчас никак нельзя гладить? А кто запретил?
Но выяснилось, что никакого властного надзирателя тут нет, а привести одежду в достойный вид мешает отсутствие... электричества. С утра было, но уже отключили до вечера.
Поведав шокирующие подробности этого и без того не самого спокойного утра, баба Зина куда-то вышла, а я тут же мысленно взвыла. И, конечно же, с опозданием вспомнила упоминание бабули про расписание подачи света в этих краях. А заодно и радость, что по средам, субботам и воскресеньям электричество "даже целый день".
Отпад просто.
К тому же сегодня понедельник, а это значит... чёрт. Чёрт. Черт!
Бросилась к телефону, но темный экран меня совсем не порадовал. А если что интересное заснять надо будет? Как же я без него, пусть и до вечера?
За что?
Я почти рыдала, расхаживая по маленькой комнатушке, которую баба Зина назвала спальней. А потом вспомнила, что скоро придет маньяк, а распухшие от слез глаза и искусанные губы мне не идут. Ну разве что чуть-чуть.
Но толком мне успокоиться не удалось, я вдруг услышала пронзительный крик бабы Зины и даже телефон выронила. Конечно, это был эпичный зов Гонсало. А через какое-то время, она и сама появилась в доме. Я как раз успела переодеться обратно в шорты и топ, волосы собрала в хвост – сделаем упор на грациозные шею и плечи.
– Что-то случилось? – спросила я, осторожно подходя ближе.
Бабушка была очень чем-то опечалена, опустилась на табурет и вздохнула. Уж не знаю, что совершил этот рогатый, но отчего-то внутри появлялось подозрительное чувство.
– Гонсало, негодник эдакий, что вытворил, что вытворил, – бабуля взялась за голову.
А я аккуратно поинтересовалась:
– И что?
Баба Зина снова вздохнула, поправила платок и покачала головой:
– Совсем обезумел малый! Представляешь, всю твою вчерашнюю работу испоганил!
– Прямо мою?
Признаться, я не сразу вспомнила, как вчера самоотверженно помогала бабуле. Ну ладно, просто помогала. Пыталась. Хоть и недолго.
Баба Зина тем временем продолжала сокрушаться:
– Да, ни одного кустика не осталось с того ряда, только три сорняка торчат, пропустила поди. А он все вырвал, вытоптал негодник.
Смутно понимая, что напортачил не козёл, а некто иной, я все же кивнула:
– Это он, конечно, зря.