– Кто знает, наступит ли он для нас… – невесело усмехнулась Танаис и, подбросив яблоко, налету разрубила его мечом на две равные части. Поймав обе половинки, одну из них она протянула Алетейе и, надкусив вторую, стала медленно жевать.
– А виноград? Его ты тоже собираешься рубить мечом? – лукаво улыбнулась Алетейя.
Танаис пожала плечами и, оторвав от ветки ягоду, отправила ее в рот.
– А если ты съешь больше, чем я? – не унималась Алетейя.
– И что ты предлагаешь? – слегка растерянно спросила Танаис.
Вместо ответа Алетейя осторожно сжала иссиня-черную ягоду белоснежными зубами и приблизила свое лицо к лицу Танаис. Ощутив на своих губах ароматное дыхание чужих уст, девушки на мгновение замерли и смущенно отпрянули друг от друга.
Немного утолив голод, Танаис легла на спину и закрыла глаза. Алетейя, помедлив, положила голову ей на плечо и тихо прошептала:
– Обними меня… Мне холодно…
Танаис не шевельнулась, но сквозь одежду Алетейя услышала, что сердце в ее груди запрыгало как безумное.
– Не прикасайся ко мне, – почти враждебно отрезала Танаис и отодвинулась от подруги.
– Я чем-то обидела тебя? – дрогнувшим голосом спросила Алетейя.
Танаис отчужденно молчала и смотрела на близкие звезды. Алетейя видела, как влажно поблескивают в темноте ее глаза.
– Не в этом дело… – после продолжительного молчания ответила Танаис. – Просто со мной снова приступ этой странной болезни, и я не хочу, чтобы ты заразилась тоже…
– Каковы признаки твоей болезни?
– Не все ли тебе равно?
– По признакам я определю болезнь, а зная название яда, легче найти противоядие.
– Ты думаешь, меня отравили?
– Нет. Но я немного понимаю толк в целительстве и знаю, что от цикуты спасает только цикута… А от любви спасает только любовь…
– Ты считаешь, что я влюблена? Быть может, ты даже знаешь, в кого? – натянуто усмехнулась Танаис.
– Не знаю, но догадываюсь…
Танаис покраснела так, что это стало заметно даже в темноте.
– Глупости… Только любви мне еще не хватало…
– Сознайся, что я угадала!
– Ни за что!
– Просто тебе не хватает смелости признать мою правоту…
– Еще никто не упрекал меня в трусости!
– Ты храбрая, я не спорю. Но даже самый храбрый человек боится самого себя…
Некоторое время Танаис лежала молча, потом тяжело вздохнула и сказала:
– Это не страх… Это стыд… Разве можно назвать любовью эти сумасбродные желания и нечестивые помыслы?..