Когда Фанни вошла в спальню, ей вдруг показалось, что наступила новогодняя ночь. Непонятное сияние озаряло комнату. Словно бы от разноцветных лампочек, горящих на ёлке. Фанни охватил дикий восторг. Раскинув руки, она закружилась. Но тут же остановилась. «Ш-ш-ш… – сказала она себе. – Они уже здесь».
Жизнь – временное явление, потому что даётся нам на время. Её надо просто переждать, как пережидают дождь или снег…
Вот Макаров и пережидал.
В общем, когда в соседней квартире Фанни уснула, Макаров – наоборот – проснулся. И сразу же задел локтем будильник, стоящий на прикроватной тумбочке. Часы упали на пол. Тиканье прекратилось. На улице завыла собака. «Сегодня непременно кто-нибудь умрёт, – подумал Макаров. – Может быть, даже я». Он встал с кровати и пошёл в ванную ополоснуть лицо. «Время остановилось, – сказал он своему отражению в зеркале. – Время дало трещину».
В городе было ещё пять зеркал, в которые Макаров более-менее регулярно смотрелся. Два из них он любил; два других нет. А одно – пятое – просто-таки ненавидел. Это зеркало находилось в туалете пивнухи, в которую Макаров частенько захаживал. Из-за своей неумеренной любви к пиву ему никак не удавалось избежать неприятного зрелища. Каждый раз, заскакивая в туалет, он обязательно натыкался на своё отражение…
Макаров вернулся в комнату. Будильник валялся на полу. А с иконы, висевшей в углу и изображавшей святого Серафима, нагло ухмылялась голая девица. «Плохо день начинается, – с тоской подумал Макаров. – Ох, плохо…» Его вновь охватило предчувствие близкой смерти. Он взял трубку и набрал номер автоответчика времени. В трубке стояла кладбищенская тишина.
Включив компьютер, Макаров забарабанил по клавиатуре. «Время дало трещину, – печатал Макаров. – И в эту трещину полезли всякие гады и твари. Извиваясь, раздирая до крови жирные бока, хватаясь за острые края…» Перестав печатать, Макаров резко отодвинул клавиатуру. Так резко, что та полетела на пол.
Затем Макаров оделся и вышел из дома.
«Вот это – моё, – думал он, бредя по грязным улицам. – Мерзкий дождь, разворошенные помойки, хмурые лица прохожих…» Впрочем, возможно, всё это лишь аберрация зрения. И на самом деле светит солнце, помоек нет и в помине, а все прохожие радостно улыбаются… «Не дай Бог, – подумал Макаров. – Мне этого не надо. Мне хорошо, когда –