– Тут не весь текст? – спросил я тебя и почувствовал какую-то тревогу.
– Ах да, вот окончание, — твое лицо стало еще более расстроенным.
Я взял в руки окончание текста, но так и не смог получить ту информацию, которая была в нем. Но вдруг ясно почувствовал, что это гениальные стихи, которые, по-видимому, мне не удастся прочитать никогда.
– Ты ничего не понял, — с грустью произнесла ты, и твои глаза потемнели.
– Я понял, что это стихи, чьи они?
– Неважно. Уже неважно. Мы расстаемся?
– Наверное. Это предпоследняя стадия любви, — невесело улыбнулся я, не поднимая на тебя глаз.
– А какая тогда последняя? — недоуменно посмотрела на меня ты.
– Одиночество, – прошептал так тихо я, что ты не могла это услышать.
Тем не менее ты кивнула и произнесла: «Ты действительно настоящий поэт, по крайней мере, мог бы им стать, если бы судьба распорядилась бы немного по-другому. Только поэт может так бесцеремонно препарировать понятие любовь, боготворя само это чувство».
– Может быть, но я не жалею о своей жизни, там была ты. К тому же, судьба никогда не ошибается…
…Я поднял голову от подушки, я лежал в незнакомой спальне на огромной кровати, по-моему, я был раздет, не помню, я смотрел не на себя, рядом лежала ты. Слева от меня, на боку, в каком-то цветном платье, но это лежала ты. Твои глаза пристально смотрели на меня.
– Я не помню, как оказался здесь?
– Не бери в голову, так и было задумано, я хотела смотреть на тебя.
– Ты не спала всю ночь?
– Я же говорю, я хотела смотреть на тебя.
– Я вообще ничего не помню. Где мы?
– Не переживай, это неважно.
Я оглянулся вокруг, но не узнал ни помещения, ни даже чего-то знакомого, за что можно было зацепиться памятью.
– Не нервничай, — неправильно истолковала ты мой взгляд, — я не дотронулась до тебя и решила даже не раздеваться
Я хотел возразить по этому поводу, но тут я проснулся.
Ничего толком не понимая, я встал с кровати, прошел к окну.
Если бы я был поэт, то, наверное, описал бы красочно, как я смотрел до утра в неподвижную темноту, напоминающую бесконечность. Но реальность была более прозаична, за окном горел фонарь, освящая гнущиеся на ветру ветки кустов и катящийся по дороге мусор. Я развернулся и ушел обратно в спальню. До утра я уже не уснул.
Молодой человек медленно запечатал второе письмо все той же печаткой, бросил оба разноцветных письма на стол, убрал письменные принадлежности в сумку и, как человек, решивший какую-то сложную задачу, облегченно вздохнул и, дойдя до кровати, с наслаждением рухнул на нее. Через несколько минут легкий игривый сон сморил его, и он, улыбаясь, отдался его течению.