- Смею надеяться, что с Их Императорским высочеством у меня
сложились вполне…
- Да-да, Герман. Я это и говорю. У вас ведь вообще не так много
врагов! Не так ли?
- Ах, Ваше императорское величество! Если бы!
- Перестаньте уже. Оставьте эти бесконечные титулы. Мы же
давным-давно договорились, что вне церемоний довольно с нас
станет и имен, - поморщила носик молодая - двадцать семь лет -
время расцвета - вдова. - Прежде нам не часто удавалось поговорить
вот так. Накоротко…
Не часто!? Я бы, черт побери, выразился иначе: практически
никогда. С тысяча восемьсот шестьдесят восьмого, когда мы вернулись
из Сибири и Никса был помазан на императорский престол - ни одного
раза не довелось поговорить мне с Дагмар в столь приватной
обстановке. Всегда в присутствии царя, фрейлин или придворных
вельмож. Честно говоря, теперь меня так и подмывало невинно
поинтересоваться, кто именно является отцом будущего императора
Александра Третьего?! Почивший государь, или все-таки я?
- С кем еще я могу говорить так откровенно? - продолжала
Мария Федоровна. - Кто еще, из числа придворных, сможет честно
ответить мне на вопрос: станет ли Великий князь Александр
Александрович исполнять со всем прилежанием последнюю волю Николая,
как того обещал у смертного одра? Или осмелится претендовать на
трон, согласно Манифесту семидесятого года?
Вопрос вопросов! Не в бровь, а в глаз. Тем, обнародованным пять
лет назад, документом, Никса повелевал назначить возможным Регентом
Империи Великого князя Александра, а Мария Федоровна должна была
оставаться опекуном при малолетнем наследнике. Такое развитие
событий всеми в стране и ожидалось. Причем, в отличие от претензий
датчанки, против правления Бульдожки ни одна из сколько-нибудь
значимых при дворе групп и партий интриговать не посмеет.
Нужно сказать, за последние годы Александр сильно изменился.
После женитьбы в том же семидесятом на принцессе Баварской, Софии
Шарлотте Августе, получившей при крещении имя Елена Максимовна, у
нашего милого, нескладного недоросля пропала юношеская угловатость
и нерешительность. А после ускоренного курса обучения основам
управления государством, он и на заседаниях Комитета министров и
Госсовета перестал отмалчиваться.
При дворе было принято считать, будто бы Великий князь никогда
не был прилежным учеником. По салонам судачили, что это происходило
не от его природной лени - в этом всерьез увлеченного
гимнастическими забавами второго сына Александра Освободителя
обвинить было бы трудно. Причиной его нелюбви к наукам называли
некую врожденную заторможенность и тугодумие. Или, если говорить
по-простому: Сашу, на фоне исключительно умного Никсы, считали
несколько туповатым.