В мае 1860 года Гарибальди высадился на Сицилии. Где нос к носу столкнулся с местной разновидностью пламенных борцов за счастье народное. С мафией. Дело в том, что мафиози считают себя вовсе не тем, чем полагаем их мы с вами. Они возводят свою родословную аж к «Сицилийской вечерне» – антифранцузскому национально-освободительному восстанию 1282 года, начало которому положила попытка французского солдата обесчестить местную девушку. На её защиту бросилась мать с горестным воплем «Ma fia, ma fia!», что означает «Дочь моя, дочь моя!» Сбежавшиеся на шум соседи то ли не расслышали, то ли не разобрались, посчитав, что женщина выкрикивает аббревиатуру M.A.F.I.A – Morte Alla Francia Italia Anela – «Смерти Франции жаждет Италия», и с увлечением принялись убивать всех подвернувшихся под руку французов.
По другой же версии, MAFIA расшифровывается как Mazzini Autorizza Furti Incendi Avvelenamenti – «Маццини (да, тот самый) разрешает кражи, поджоги, отравления», возводя, таким образом, истоки мафии к благородному обществу Карбонариев, тоже вполне себе национально-освободительному.
Пусть все эти теории и не выдерживают критики с точки зрения лингвистики, истории, политической географии и здравого смысла, но всё же согласитесь: «я состою в мафии, поскольку мои предки сражались против оккупантов» – звучит гораздо более солидно, чем «я состою в мафии, поскольку люблю деньги и убивать людей».
Вот почему, когда сошедший с парохода Гарибальди заявил: «Сицилийцы, я пришёл дать вам волю и прогнать Бурбонов!» – мафиози, вытаскивая гарроты и лупары, дружно ответили: «Не волнуйся, Бурбоны – не проблема!» И всего через пятнадцать дней Сицилия была полностью очищена от бурбонских войск.
Слава великого дона Гарибальди летела впереди него. Когда он переместился на материк, в Кампанию, там его уже с распростёртыми объятиями ждала Каморра. У Бурбонов не оставалось ни малейшего шанса.
В конце октября 1860 года Гарибальди встретился с прибывшим на театр военных действий Витторио Эмануэле. Два великих итальянца сразу же прониклись глубокой взаимной симпатией на почве общей любви к разведению растительности на лице. Дружески беседуя, вступили они в освобождённый от Бурбонов Неаполь, где Джузеппе оставил короля на хозяйстве, подсчитывать захваченные у врага золотые слитки, а сам вернулся к своим баранам на Сардинию.