– Ах, да! – продолжала мистрис Брайт, заливаясь слезами. – Я знаю, что они не возвратятся больше, и ваше молчание показывает, что вы с этим согласны. Уже то обстоятельство, что они взяли с собой на два года продовольствия «на всякий случай», не достаточно ли доказывает, что им могут встретиться разные случаи? Притом же, не собственными ли я ушами слышала, как один моряк сказал, что этот корабль с трещиной, что он первый номер? Я не понимаю, что значит первый номер, но из того, что корабль с трещиной, я уже знала, что он больше не возвратится. И, хотя я и говорила об этом брату и советовала ему не ехать, но он только посмеялся надо мной, – это очень жестоко с его стороны, – и потому я уверена…
Чувство опять взяло верх над мистрис Брайт и помешало ей говорить дальше.
– Ну что ж, тетушка, – сказал Фред, едва удерживаясь от смеха, несмотря на грусть, овладевшую им, – если моряк сказал, что корабль с трещиной, то это означало, что корабль хорош, первый сорт.
– Зачем же он не объяснил, что он хотел этим сказать? Впрочем, вздор ты говоришь, любезный. Неужели ты думаешь, что я поверю, чтобы человек называл вещь хорошей, если она повреждена, и я уверена, что никто не станет утверждать, что надломанный чайник так же хорош, как и целый. Но скажите мне, Боззби, думаете ли вы, что они когда-нибудь возвратятся назад?
– Гм… стало быть, думаю! – отвечал Боззби с жаром. – Потому что отчего бы им в самом деле не возвратиться? Если они не возвратятся, то они будут первые, кто на моей памяти отправились из этого порта и не возвратятся назад. У них и корабль надежный и съестных припасов вдоволь, и погода, кажется, хороша, а главное, капитан Эллис необыкновенно счастлив; притом же и в море они вышли при попутном ветре, и пятницу строго соблюдали: чего же вам больше? Дай Бог и мне путешествовать при таких благоприятных обстоятельствах!
Произнося эти слова, Боззби прищурил левый глаз, оставив правый открытым. А потом, кончив речь, он зажмурил правый глаз и открыл левый; он сделал это как будто для того, чтобы показать, что кончил свою речь и предоставляет говорить другим. Но слова его были брошены на ветер и не подействовали на мистрис Брайт. Она рассуждала редко и, если рассуждала, то не иначе, как с крайним энтузиазмом; это бывало всегда, когда она вызывалась защищать какую-нибудь нелепейшую мысль о каком бы то ни было предмете, которого ее слабый ум не в состоянии был понимать. Она только покачала головой и пожелала счастливого пути Боззби, так как они подошли к грязному переулку, который вел к ее домику, расположенному за зеленым холмом, закрывавшим собой дом и море.