Герой Охлобыстина – Парфен Рогожин, рассказывает князю Мышкину о трагической гибели своей (и его в том числе) неземной любви – Настасьи Филипповны:
…начала она мне мозг сверлить.
– Кровопийца, ты меня не достоин! Становись предо мной на колени!
…я встал.
– Целуй мне руки!
…я поцеловал.
– Будешь у меня, как собака, на цепи сидеть.
…сколько угодно говорю, только не гони.
– А это мы еще посмотрим, ты у меня испытательный срок ещё не выходил!
…в конце концов, я дуло пистолета ей вставил в рот и на курок нажал. Что-то накатило…
Улыбнулся. Широко открыл рот. Вставил пистолет. Странно, но мыслей не было никаких в этот момент. Как же легко! Нажал на курок. Выстрел. Темнота.
*****
Вот так бы завершился ещё один день из жизни самоубийцы. Если бы не одно «но». Мимо лежащего Серафима проходила уборщица. Посмотрев на мужчину, вздохнула и покачала головой.
– Серафим Анатольевич, поздно уже. Не бережёте вы себя. Бумаги никуда не убегут, а вот здоровье… Тем более, что спать лучше всё – таки дома, а не в офисе за компьютером.
Серафим открыл глаза.
– Да, вы правы. Спасибо, Любовь Михайловна.
Зазвонил телефон. Васька.
– Серый, ну ты чего? Куда пропал? Я жду тебя битый час. Уже устал пить в одиночку. Сколько можно работать?
– Васька…это самое. Я сейчас, бегу. Пистолет тебе сейчас нести?
– Эй, какой пистолет?
– Ну как же…который ты у меня забыл дома. Наверное, уже и от начальства получил сполна?
– Сер, прекращай. Какое начальство? Какой пистолет? Я торгую факсимильной и копировальной техникой. Официально, между прочим. Пистолет мне как бы и не к чему. Всё-таки не 90-е на дворе. В цивилизованном мире бизнес делают без оружия.
Серафим скосился на открытый ящик стола. Шоколадный батончик лежал на дне, а его фольга блестела в лучах офисного света…
– Да, это… я шучу, Васек… Ты скажи, пиво еще не все выпил?
– Ну, я бы посоветовал тебе поторопиться…
– Бегу!
Отключив мобильный телефон, Серафим оглядел пустой офис, батончик шоколадки, остывший чай и громко раскатисто, со слезами на глазах начал смеяться.
Жизнь.
Я красивый маленький ангелочек. По крайней мере, для моих родителей. Голубоглазый, розовощекий, со смешно вьющимися белокурыми волосами. Мое сияющее личико и улыбка, полная молочных зубов, дополняют ангельский образ. Сначала я долго лежал. У меня над головой были веселые погремушки, самолетики и всякий сопутствующий антураж.