– Княжич Святослав, – еле слышно пробормотала ключница.
– Та-а-ак! – стала остывать Ольга. – Добро, иди.
Через неплотно прикрытую дверь девушки слышали, как кричала княгиня и сидели в уголке, притихшие, словно мышки. Праскена молча плакала.
– Ой, что теперь будет? – Малуша поглаживала подругу по спине. – Что будет-то?
– Не знаю, – сквозь слезы отвечала Праскена и зарыдала уже в полный голос.
Вошедшая Меланья, какая-то согнутая, даже ставшая меньше ростом и постаревшая, села рядом с ними, зажав натруженные, все во вздувшихся венах руки между колен.
После долгого молчания она тяжело вздохнула и со стоном проговорила:
– Вот она бабья доля рабыни… И отказать нельзя, и сама же оказываешься виноватой… Я вот тоже была молоденькой да и с лица не дурной. Тоже приглянулась князю Игорю. Снасильничал…
Девушки замерли, слушая тяжкие воспоминания ключницы.
– И что? – тихо спросила Праскена.
– От тяжелой работы скинула ребеночка…
Видно воспоминания сильно расстроили женщину. Она встала и, не глядя на Малушу и Праскену, бросила:
– Посуду вымойте, в трапезной приберитесь…
Старчески шаркая ногами, она ушла в свою каморку, плотно закрыв за собою дверцу. А через тонкую дверь изредка стали слышаться тяжелые всхлипывания пожилой женщины.
Несколько дней ничего особенного не происходило и уже казалось, что все само собой успокоится и ничего плохого для Праскены не произойдет.
Меланья и Малуша, понимая состояние Праскены, старались сделать за нее самую тяжелую работу. Но несчастную девушку это не успокаивало: все чаще она тихонько плакала, несмотря на доброжелательное отношение товарок.
Княгиня Ольга тоже больше не интересовалась беременной рабыней и, казалось, что она все оставит по-прежнему и никакое наказание Праскену не коснется.
Тем неожиданней стало решение правительницы убрать несчастную с княжеского двора.
Но в один из дней, когда утро только занималось и напротив Горы проявился противоположный берег Днепра, после окончания утренней трапезы, к женщинам вошел тиун и передал распоряжение княгини увести Праскену в дальнее селище к матери.
– Когда ее забирают? – спросила Меланья.
– Лошадь уже запрягают, – ответил тот. – Так что пусть собирается.
Меланья молча кивнула головой и сказала Праскене:
– Собирайся, девонька. Такая уж, видно, у тебя судьбина.
Праскена медленно осела на пол и зарыдала.