«В детстве я много стихов учила наизусть, вначале с подачи мамы, а затем сама (люблю поэзию!). Родители часто просили меня что-то рассказать-прочитать везде, куда бы мы ни приходили, или если к нам приезжали гости. Потом на фортепиано играть научилась – то же самое: уговаривали играть перед людьми.
Мы однажды готовились с мамой к одному мероприятию (торт пекли вместе), и мама снова уговаривала меня стихотворение там рассказать. Я отказывалась. Устав упрашивать, мама сказала обиженно: „Ну как хочешь, Бог наказывает непослушных детей“ (мне лет восемь было). И тут меня оса под коленкой кусает. „Вот видишь, я же тебе говорила…“ Я послушалась маму. И навсегда усвоила урок: через силу делать что-то по чьей-то воле. Я отказалась тогда от своей ВОЛИ, ОТ ПРАВА НА СВОЙ ВЫБОР, ОТ СОБСТВЕННОГО МНЕНИЯ, ОТ СОБСТВЕННОГО РЕШЕНИЯ, ОТ ПРАВА ГОВОРИТЬ „НЕТ“.
(Почему я отказывалась? Декламирование или тематика стихов делали меня странной в глазах сверстников, наверное… Выступление перед аудиторией – это каждый раз огромнейший стресс, я очень стеснительной была. Плюс ко всему страх забыть слова…)
Было тяжело: возникало чувство насилия над собой, чувство, что мной пользуются родители для своей славы (хотя они, по словам мамы, старались развивать во мне смелость). А еще чувство собственной незначительности (значимо только мое послушание, мои поступки), подавленная злость, боль физическая и душевная, подавленные слезы и злое смирение».
В детстве Марина не могла выразить всю свою боль и недовольство, да и вряд ли осознавала его.
Но зато теперь, когда у нее свои дети, это недовольство стало проситься наружу. Ведь там, тогда, на родителей злиться было нельзя, а на своих детей здесь и сейчас – можно. Там и тогда отстоять себя было нереально, а здесь и сейчас – возможно. Там и тогда она была бессильна, здесь и сейчас – власть в ее руках.
Внутренний ребенок Марины как бы конкурировал с ее собственными детьми. Ее раздражение – лишь крик боли: я не могу дать вам внимание, мне самой оно нужно! Я не могу отдать вам то, что в чем сама так сильно нуждаюсь! Как устроена эта конкуренция между Внутренним ребенком и ребенком реальным, хорошо видно в следующем эпизоде:
«Дети просят поиграть с ними вместе или смотреть, как они играют. Вначале я отказываюсь или предлагаю им мультики; если не унимаются, сердиться начинаю, злюсь, раздражаюсь. Если берусь играть, то всем видом показываю, как мне не нравиться играть. В общем, капризного ребенка играю.