Мэри посмотрела на меня, смахнула с лица волосы и потянулась за помадой, которая лежала на тумбочке рядом с ее кроватью.
– Ты должен был сказать мне.
– А ты бы мне поверила?
– Нет. Но тебе следовало попытаться.
Она свинтила колпачок, но ее рука слишком сильно дрожала. Это грозило неприятностями. Делия опустилась на кровать рядом с ней.
– Можно мне?
Мэри пыталась лежать тихо, пока Делия накладывала помаду на ее губы. Ее тело выражало эмоцию, которую не могло выразить ее лицо. Когда они закончили, я положил футляр с гитарой в ногах ее кровати, отпустил тормоз, удерживавший колесики, и покатил ее к широкой двери.
– Ты готова, милая?
– Полагаю, ты не собираешься рассказать мне, что происходит?
– Нет.
Она держала Делию за руку, пока мы шли по коридору.
– Купер О’Коннор!
– Да, мэм.
– Ты у меня в долгу.
Я рассмеялся:
– Тогда считай это умилостивлением.
Она задрала нос.
– Уми-лости… что?
Коридор выходил в большую открытую комнату, где большой чернокожий мужчина в костюме и черных лакированных туфлях потихоньку разминал пальцы на клавиатуре пианино.
– Умилостивление, – произнес он через плечо.
Мэри повернулась к нему:
– Только не ты тоже!
Он заиграл громче.
– Его отец любил это слово, – сообщил он. – Постоянно его использовал.
Мэри заговорила, перекрывая музыку, и расстояние между ее зрачками уменьшилось.
– Знаешь, я не поспеваю за тобой, когда ты начинаешь произносить эти слова по пятьдесят долларов за штуку. Что это значит?
– Это означает воздаяние, которое искупает все долги. А также искупительную жертву, но это уже другая история.
– Биг-Биг, – обратился я к нему. – Это Делия Кросс.
Пианист улыбнулся, приподнял огромные руки над клавишами и с трудом оглянулся через плечо.
– Мисс Делия Кросс. Я знавал это имя. Как поживаете, золотко? Добро пожаловать на пение гимнов.
Сестры располагали пациентов на кроватях, в креслах-каталках и на любимых стульях по окружности, в центре которой находилось пианино. Мисс Фокс сидела с вязаньем на коленях и тихонько бормотала себе под нос что-то насчет Ренни и о том, когда он приедет и заберет ее отсюда. Мистер Барнс стоял в углу в своих обычных ботинках с высокой шнуровкой и в халате: больше ничего. Мисс Филипс сидела в кресле-каталке, вынимая свои зубы и вставляя их обратно. Мистер Андерсон спал в постели, которую сестры откатили к стене. А мистер Симпсон сидел на табурете и выжидающе смотрел на меня. Остальные тихо переговаривались между собой. Несколько мне известно, этих людей объединяло лишь то, что все они жили в «Ривервью» и знали моего отца.