Говоривший седовласый мужчина-военный указал на второго военного, который как будто совершенно невозмутимо смотрел на меня.
Я не помнил ни как стреляли, ни приёма у президента, ни самого президента, ни своего охранника Джона.
– Не помню, – выдавил я из себя.
Седовласый начал перечислять, по-видимому, значимые для Олега Петровича события из его жизни, но которые мне не говорили абсолютно ничего. Правда, я узнал, что зовут его Виктор, он начальник моей службы безопасности, а по совместительству – лучший друг. Оказывается, у меня такая служба имеется. Ну и крут же я! И опять я поймал себя на том, что знаю, что такое крут. Точнее, я понял, что это что-то такое, что позволяет быть мне не таким как все, значимее, чем другие. Но чем конкретно я крут, я не знал. Только понял, что это так.
Да и Виктор тоже явно был крут. Профессор, стоявший по другую сторону кровати, и бывший, по-видимому, в среде врачей тоже очень крутым, сейчас молчал, как рыба, пока «крутой» начальник службы моей безопасности пытался разбудить мою память, практически прервав его профессиональную деятельность своей тирадой.
Вскоре двери опять распахнулись, и в них быстро вошла уже немолодая женщина относительно хрупкого телосложения, за которой следовала Виктория Сергеевна. Докторша сумела взять себя в руки, и сейчас в её глазах, хотя и читалось волнение, слёз не было.
– Олег! – бросилась ко мне женщина, предположительно моя мама, вынуждая профессора отойти в сторону. Она схватила меня за свободную от капельницы руку, пожала её, затем наклонилась и поцеловала в щёку. Уверенными движениями стала поглаживать мои волосы ото лба к затылку. По-видимому, это был жест, хорошо знакомый её сыну с детства.
– Мне сказали, что ты что-то забыл, – было очевидно, что женщина подыскивает слова, не зная, как спросить. Наконец, она собралась и спросила в лоб:
– Олег! Ты меня помнишь? Я твоя мама.
Я не помнил. И отвечать не пришлось, она поняла это по моим безучастным глазам. Слёзы навернулись у неё на глаза. И опять я услышал всхлип с той стороны, где в этот момент стояла Виктория Сергеевна.
– Как же так? Как же..? – запричитала та, что назвалась мамой.
– Ну…, ведь Семёна и… Наташеньку ты… помнишь? – не сдавалась она, быстро и прерывисто проговаривая слова, которые как будто спотыкались об её волнение и надежду.