- Тормозной след, - усмехнулась Хитрова. – Сам он тормозной
след. Дебил еще!
- Некий Петр Петрович Иванищев из конференции Второго пришествия
Господня – ты должна его знать по выступлению в Камертоне, -
напомнила Ирина. – И в Комсомолке была его скандальная статья. Так
вот, он говорит, что обе вспышки – явление Ока Господня, которое
будет наблюдать за концом нашего мира, назначенного за прегрешения.
Спасутся только те, кто соберется на озере Ильмень и встретит
судный день в искренней молитве. Для спасения он также выделил…
Ирина не договорила: дверь в курилку распахнулась, на пороге
появился Сашка Водопьянов и заорал:
- Красина, на Ленте Ру важная инфа по твоим вспышкам, а ты здесь
все сплетнями занимаешься. Бегом к Полуевскому!
- А не пошел бы ты со своим Полуевским! – вместо Ирины резко
отозвалась Хитрова.
- Борис Сергеевич! – раздался верещащий голос сверху. – Скорее
сюда! Экстренный выпуск новостей! Сообщение из Штаб-квартиры
ООН!
- Ладно, идем. Посмотрим, что там твориться, - Светлана встала с
тумбочки и шагнула к двери.
Когда Ира поднялась за Хитровой в холл, заставка уже слетела с
телеэкрана. Генеральный секретарь, вопреки обычной сдержанности,
казался нервным как суслик, получивший пинка. После первых же его
слов по редакции прошелся ропот. Полуевский выронил кружечку из
рук, расплескав на стол парящий кофе, а Красина поняла, что
возвращаться к недоделанной статье теперь не имеет смысла.
Ближе к полудню погода испортилась. Ветром натянуло тучи, и
пошел дождь. Причем не бойкий июльский, а какой-то заунывный,
отдающий осенним холодом, застилающий округу серой мглой. «Лэнд
Крузер» Дениса летел на юг, разбивая лужи в колючие брызги, обгоняя
нерасторопные автобусы, легковушки, чадящие дымом фуры. Лугин,
уронив затылок на подголовник, сидел с прикрытыми глазами. Он не
дремал, а испытывал не дающую покоя тоску. То ли из-за того, что
ему не удалось увезти бабу Валю и Матвея Степановича, то ли из-за
последних слов Бориса – их внука, нагрянувшего с незнакомой девицей
вечером.
Вернувшись с озер, Лугин с Климентьевым пробыли в деревне три
дня. И задержка эта не была обязательной: просто перед грядущей
катастрофой - она, судя по истерическим новостям по телевиденью и
радио, должна была состояться - Сергей надеялся забрать стариков
Овчаровых из Рыбино. Спасти их или как там получиться, но встретить
девятое августа вместе с ними. Ведь кроме немногих друзей и бабы
Вали с дедом Матвеем для Лугина не было близких людей на всем
земном шаре. Степанович не поддавался сначала, твердо стоял на
своем: здесь родился здесь и останусь. Лишь вчера Лугину удалось
отчасти уболтать его на вполне разумный план: отправиться поскорее
в Москву за некоторыми необходимыми вещами, а оттуда в Красноярск к
родителям Климентьева, куда обещала вылететь Лиза и кто-то еще из
Денискиных родственников, чудом доставших билеты на авиарейс. Вот
только под вечер, когда вопрос с отъездом был почти решен, появился
Борис и все испортил: сказал, что сам позаботиться о стариках, а
ему, Лугину, нечего лезть в их семью. Особенно обидны были
последние слова младшего Овчарова, мол, ты, Сереженька, чужой здесь
и проваливай поскорее со своей сердобольностью. Лугин хотел ему
дать в морду прямо на кухне за это вот «чужой», неизвестно как
сдержался, всю ночь спал плохо, а утром они с Климентьевым уехали.
Баба Валя всплакнула у порога, когда провожала, и все
приговаривала: