- Верунь, мне бы пару тройку газет. - Я изобразил на лице
смущение, беззвучно извиняясь за допущенный и неправильно понятый
девушкой косяк. - А то, пока морда была бинтами замотана, совсем
одичал тут.
- Не так уж ты долго и болел. - Легонько пожав хрупкими
плечиками, моментально возразила Верочка. - А Яков Моисеевич, так
вообще сказал, что ты, своего рода уникум. И, с таким поразительным
случаем, он столкнулся впервые за более чем тридцать лет.
- Что, слишком быстро поправился? - Криво усмехнувшись,
поинтересовался я. И, отводя от себя "подозрения", угрюмо заметил.
- Так, я не нарочно!
- Да, успокойся ты. - Поняв, что я начинаю злиться, поспешала
разрядить ситуацию Верочка. - Никто ж тебя и не обвиняет. К тому
же, сама не раз читала, что в медицинской практике, и не такие
загадочные случаи бывают.
Тема, бесспорно, была захватывающей и интересной. Но, поскольку
разговор явно сворачивал куда-то не туда, я поспешил вернуть его
обратно в интересующее меня русло.
- Так, что насчёт газет, Вер? - Елейным голосом проворковал я.
И, так как отблагодарить её за услугу, по крайней мере,
материально, мне пока было нечем, необдуманно пообещал. - А я тебе
вечером стихи почитаю.
И тут же понял, что явно сморозил глупость, так как с
рифмованным строчками, в моей, пустой словно туго натянутый
барабан, было негусто. Ну, то есть, абсолютно никак. И, кроме
невесть откуда всплывшего на краю сознания - "Я Вас любил, а хули
толку. Ебаться хочется, как волку"! - больше ничего в памяти не
всплыло, слегка опечалился.
Ибо такое вот, немудрёное и, бившее наповал своей
откровенностью, двустишие - совсем не то, чем можно поразить
воображение восторженной и романтической натуры, какой
представлялась мне Верочка.
"Да-а, засада"... - Почесав в затылке, пристыженно приуныл
я.
И немного задумался.
- Скажешь тоже, стихи! - Фыркнула девушка. И, хотя было заметно,
что ей очень приятно, всё-таки не удержалась, и подначила. - Может
ещё и собственного сочинения? Или, даже под гитару исполнишь?
Стихов я, как уже сказал, помнил ровно две похабные строчки. Да
и о только что упомянутом инструменте тоже имел весьма смутное
представление. Но тут, словно далёкая галлюцинация, на краю
сознания сами-собой отпечатались слова и, сначала смутно, а потом
всё отчётливей и явственней стала формироваться мелодия.