Дориан Грей во плоти.
А если серьезно, то это как раз тот случай, когда годы мужика не просто красят, а выдерживают, перчат, обильно поливают тестостероном и подают на блюде. Правда, с табличкой: «Не тронь – убьет!»
Он очень высокий – я макушкой еле до плеча.
Смуглый всегда - и это точно не солярий, а вот такая порода.
Длинные ноги, здоровенные волосатые ручищи, широкие плечи, полный комплект «кубиков», крепкая шея и твердая квадратная челюсть.
Жеребец-тяжеловоз чистых кровей.
На груди – заметная, но ухоженная поросль, на которой до сих пор блестят редкие капли воды. И даже два длинных симметричных шрама до середины живота его не портят. Скорее, совсем наоборот.
Вся правая рука забита «в черную»: какая-то картина «маслом» с готическим собором, кладбищенскими крестами, полнолунием, призраками и черепами. Рисунок сползает даже на внешнюю сторону ладони и пальцы. Помню, что и на спине у него какое-то произведение искусства: приколоченная к кресту какая-то хищная мерзость. Если честно – та еще жуть, но красивая.
Миллер замечает мой взгляд и подходит ближе.
У него очень светлые глаза, почти серебро с нотой синевы. Но зато темные густые ресницы и выгоревшие на солнце темно-русые волосы: выбритые рисунком виски, выбритый до середины затылок и собранный неаккуратной петлей хвостик.
Грубый стальной браслет на запястье, на безымянном пальце правой руки – кольцо из какого-то чёрного металла. На мизинце – кольцо «под дубовую кору».
Если быть совсем честной, то Миллер – самый красивый мужик из всех, которых я встречала. И он абсолютно вписывается в мой идеальный идеал.
Но все это не имеет значения, потому что: женат (а зачем мне этот геморрой), мудак (и это уже не исправить) и у меня от него вообще ничего и нигде не ёкает.
Спасибо тебе, моя дорогая система безопасности, что бережешь меня от вот таких «подарков судьбы».
— Доброе утро, Зай, - улыбается одними губами.
Взглядом сверху вниз и снизу-вверх. Прищуривается. Проводит языком по губам.
— Доброе, Марк Игоревич, - улыбаюсь в ответ. – Головушка бо-бо?
— Да ну, нормально культурно посидели. Мы же приличные люди, в щи не набираемся. Ты чего так поздно спать легла? – Шаг вперед, легкий наклон корпуса в мою сторону. – Неужели бессонница?
Я совершенно спокойно могу переносить его близость.
В моей жизни были парни, были взрослые мужчины и, хоть все они явно уступали этому Бармаглоту, у меня всегда была к ним хотя бы симпатия. Была даже любовь. Желание опять же.