Наутро, проснувшись с головной болью, Брайн впал в хандру и, конечно, опять припомнил железнодорожные приключения предыдущего октябрьского вояжа на Байкал, когда он во время остановки на станции Лена увлекся поисками коньяка, совершенно упустив из виду то, что находится в России, где время остановок, указанное в расписании, не всегда совпадает с реальным. Ну, и догулялся до того, что поезд внезапно ушел. На дворе – промозглая полночь с бешеным ветром и хлопьями снега. Привокзальный таксист, к которому он обратился на англорусской смеси языков, несмотря ни на что быстро сообразил, что от него хотят, и энергично замотал головой: «Да, вы что? Я не псих, чтобы в такую погоду гоняться за поездами!» На Брайне лица не было. «Я пропал! Всё пропало! Весь мир пропал!» – читалось в широко раскрытых глазах бедного пилигрима. Водитель, сжалившись над ним, на мгновение выглянул из окошка машины: «Вон там один псих таксует. Он поедет. Ему всё равно!» Псих, которому всё равно, рванул с места с такой скоростью, с какой вряд ли ездят гонщики по трассе Париж-Дакар…
Машинист поезда сообщил по линии, что за составом гонятся, сигналя фарами, какие-то сумасшедшие «Жигули» первой модели. И, – о, счастье, поезд начал тормозить. Всё обошлось, не считая того, что проводница, впустившая бедолагу (это, естественно, был не его вагон, а первый попавшийся), тут же начала требовать с него, явившегося из морозной темноты в домашних тапочках с перекошенным от ужаса лицом, предъявления проездных документов, которые вообще-то лежали в этом же поезде в купе другого вагона…
Несмотря ни на что, та первая поездка оставила в душе уэльсского моряка (Брайн в молодости служил во флоте) столь яркие и глубокие впечатления, что, прожужжав за зиму и весну сыну все уши об экзотической Сибири и батюшке Байкале, следующим летом он прилетел в Москву вместе со своим наследником.
Прибыли они в Россию разумеется бизнес-классом, как VIP-персоны. В Домодедово Брайн имел неосторожность задать невинный вопрос: «Эскьюз ми, где находится зал для VIP-персон?» В ответ фурия в униформе работницы аэровокзала, праздно сидевшая за стойкой администратора, произнесла небольшой спич на родном русском языке, смысл которого в переводе на явно неродной но литературный заключался в следующем: «Многоуважаемые пассажиры! К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку занята решением иных более неотложных задач. Загруженность аэропорта пассажирами столь велика, а интенсивность моего труда так высока, что я, к глубокому сожалению, практически не имею возможности помочь вам». В принципе, она действительно сказала именно это, только гораздо короче и в другой форме…