В тихом омуте - страница 20

Шрифт
Интервал


– Луиза! Миссис Уиттакер! Пожалуйста, подождите.

Луиза пыталась ускорить шаг, но ноги уже плохо ее слушались, сердце походило на сдувшийся воздушный шар, а Лина была молодой и сильной.

– Миссис Уиттакер, мне надо с вами поговорить.

– Не сейчас, Лина. Извини.

Лина коснулась руки Луизы, но та отстранилась – она не могла ее видеть.

– Мне очень жаль. Но я не могу сейчас с тобой разговаривать.

Луиза превратилась в бездушного монстра, в чудовище, которое отказывалось утешить ребенка, потерявшего мать. И что гораздо хуже – которое не могло смотреть на эту девочку и не думать: «Почему это была не ты? Почему не ты оказалась в воде, Лина? Почему моя Кэти? Добрая, нежная, великодушная, трудолюбивая и целеустремленная – она во всех отношениях лучше тебя. Она никогда не должна была оказаться в воде. На ее месте должна была быть ты».

Даниэла Эбботт
Смертельная заводь
(Из неопубликованной рукописи)
Пролог

Когда мне было семнадцать лет, я вытащила из воды сестру, не дав ей утопиться. Но началось все, как ни странно, совсем не с этого.

Есть люди, которых тянет к воде, в них живет некая изначальная и рудиментарная привязанность к местам, где она течет. Мне кажется, что я одна из них. Возле воды, и этой реки в первую очередь, я чувствую себя особенно живой. Здесь я научилась плавать, здесь ощутила себя частью природы, почувствовала радость и удовольствие от владения своим телом.

После переезда в Бекфорд в 2008 году я купалась в реке почти каждый день, зимой и летом, иногда с дочерью, иногда одна, и сама мысль, что место, которое стало для меня источником истинного наслаждения, может вызывать в других страх и ужас, придавала моим ощущениям особую остроту.

Я спасла сестру от смерти, вытащив ее из воды, когда мне было семнадцать лет, но заводью Бекфорда была одержима задолго до этого. Мои родители любили рассказывать разные истории, особенно мама: это от нее я впервые услышала о трагической судьбе Либби, о страшной резне в коттедже Уордов, о шокирующей истории мальчика, видевшего, как его мать прыгнула с обрыва и разбилась насмерть. Я заставляла ее пересказывать их снова и снова и помню, как возмущался отец («Эти рассказы не для детей») и как не соглашалась с ним мама («Наоборот! Это же история!»).

Ее рассказы пустили ростки, и задолго до того как моя сестра зашла в воду, как я взяла в руки камеру или ручку, я часами напролет грезила наяву, представляя, что они чувствовали и какой холодной была вода в последний день их жизни.