— А можно сегодня без них обойтись? —
спросила девушка. — А то у нас что ни день, то подвиги или
сражения.
— Хм, с такой точки зрения я на это
не смотрел. Ну хорошо, давай попробуем представить, что мы простые,
вот самые простые люди, и нам совершенно некуда торопиться. —
решительно сказал я. — К слову, раз уж мы оказались на базаре, не
хочешь попробовать найти себе новый наряд?
— Можно? Правда? — в восхищении
спросила Ангелина, и мы тут же отправлюсь вдоль рядов. Девушка то и
дело останавливалась возле прилавков, щупая попадавшиеся на пути
ткани, меряя особенно понравившиеся накидки и халаты. На меня
несколько раз пытались напялить чалму и тюрбан, но я ловко
отказывался от такого удовольствия.
А пока девушка самозабвенно носилась
по базару, я внимательно осматривал прилавки и то, что за ними
скрывалось. Кричащие торговцы отошли на второй план, хотя я и начал
разделять речь на русскую, тюркскую и местную. И хотя базар был
велик, все чаще мне попадались люди, не говорившие на
общеимперском.
Вторым крайне тревожным звоночком
стали деньги. В ходу были дарики, лиры и по остаточному принципу
рубли. При этом их курс был явно занижен, относительно других
валют. Потому что, в тех случаях что я для себя отметил, рубли
отдавали за вещи явно столько не стоящие.
Такое может произойти по двум
причинам. Первый – обесценивание доверия к валюте. Что в текущих
реалиях вполне может быть, ведь, как и сказал продавец – российские
войска из Ашхабада ушли, и ушли давно, а после вторжения черного
флота у местного сановника и вовсе не осталось власти. Значит она
должна вернуться к элите и династии, которая передавала власть в
руки императора.
— Двадцать копеек за банку, да ты
ишак безухий, что помиру меня пустить хочешь?! — отвлек меня от
размышлений крик какого-то торговца, пройдя чуть дальше я с
удивлением увидел Шебутнова, стоящего с товарищами у прилавка с
консервными банками. Судя по всему, сейчас речь шла о тушенке,
которую Леха вертел в руках.
— Да ей пять лет в обед! Старый
общевойсковой рацион. Тут даже цена на крышке отпечатана! Пять!
Пять копеек! — не хуже продавца орал Шебутнов, размахивая жестяной
банкой, и активно жестикулируя. — А я тебе ишаку упрямому целых
десять предлагаю! В два раза больше!
— Ах сын шайтана и безгорбого
верблюда! — замахнулся полотенцем на Леху торговец. — Так пять она
стоила когда? Тогда и цены другие, подорожало все! Пятнадцать
копеек за банку – это оскорбление!