Внутри дома, под потолком, были развешаны причудливые конструкции самых разнообразных, а порой и совсем гротескных форм: в одной узнавалась птица, но странная, с человеческим лицом. Все они выполнены из каких-то верёвок, перьев, бусин, веток и прочих мелких деталей, разглядеть которые, проходя мимо, не удалось. Вместо пола в некоторых местах росла трава, настил просто-напросто отсутствовал, там лежали плоские камни. Старик велел ступать по ним и ни в коем случае не мять траву. Дойдя до основной жилой комнаты, он представился как Унтшар, предложил чаю и посоветовал оставаться минимум до восхода солнца, за что я его тут же поблагодарил. Мне велел располагаться по-турецки на резной скамье прямо напротив стола.
– К чужакам всегда относятся с подозрением, – объяснял старик, занимаясь посудой у открытого огня в печи. – Но основная причина – это обыкновенный страх перед опасностью, только что ты и сам в этом убедился. Ночью все жители Норсклы, так называется наша деревня, запирают двери, ставни и ворота, тем более не зажигают свет, чтобы не привлечь внимание.
Чай к этому времени был готов, и хозяин поставил его к прочим снастям на стол. Между нами стояли две крупные чаши, доверху наполненные ароматным травяным настоем, рядом с полным подносом выпечки.
– Есть у нас в лесу, сразу за еловой рощей, болото, много там пропало людей, опасные топи… Сначала за ягодами ходили, потом просто смельчаки, но никто не возвращался. Гиблое место. С тех самых пор туда ни ногой, все уже о нём знают, да только как люди перестали ходить к болоту, болото стало приходить к ним само, – рассказал старик главную новость.
– Значит, свет привлекает «лишнее внимание», – процитировал я его и, с опаской глядя на даже не закрытые деревянные ставни, потянулся за топором за спиной. – Что же это такое было? Болото?
– Охладей, Головус, – осёк меня Унштар по имени, которого я ему доселе не говорил. – В мой дом без моего на то согласия никто войти не сможет. Лучше отведай угощенья, как подобает гостю, да расскажи, что привело тебя ко мне в столь поздний час.
Во время еды я внимательно рассмотрел загорелое лицо старика: скулы широкие, а слегка раскосые глаза разного цвета – один был зелёный, другой серый. Казалось, он смотрит на тебя то одним, то другим, причём внимание перескакивало с них поочерёдно, в то время как другой глаз, свободный от зрения, становился точно стеклянным. Волосы, седые до пояса, охвачены лентой по лбу и заплетены в подобие кос. Накидку он снял за столом и сидел в серой холщовой рубахе. Мы закончили поздний ужин; он подкинул в печь пару поленьев, и я подробно рассказал ему, куда направляюсь и что случилось с моей семьёй. Стоило мне закончить рассказ, он тут же наполнил наши чаши новой порцией ароматного отвара и сам завёл речь.