Вещи уже были аккуратно сложены. Соседи несли в подарок варежки, вязаные носки, открывалки для бутылок, об этом позаботились, конечно, Гаврилыч и Алексей Петрович. Профессор Коган, который в общественной жизни квартиры вообще не участвовал, а просто тихо проходил на кухню и варил себе сосиски, как-то, встретив в коридоре тётю Фаину, молча сунул ей записку с чьим-то адресом, а потом шёпотом сказал:
– Фаина Марковна, пожалуйста, напишите мне, как там? Мне обязательно перешлют.
– Знаем, знаем, кто он, – ворчала, вытирая пол, Клавдия Васильевна. – Младенцев истязатель и убийца.
– Неужели он нас истязать будет? – спросила я подругу.
– Да нет, – ответила Лида, – не будет. Просто Семён Филиппыч – профессор и дурак. И мы про это все знаем.
Шли месяцы. Через некоторое время переехали адвокаты Вишневские. Соседи поговаривали, в какую-то кооперативную квартиру. За ними съехал и профессор, потому что ему дали квартиру за научные труды. Соседский сын, шестнадцатилетний Владик, умер от рака из-за того, что ему пьяный папаша сбрил родинку на голове. А его мама, красавица Марта Васильевна, буквально за одну ночь превратилась в старуху. Её огромный золотистый пучок стал похож на седую паклю. Эта добрая и кроткая женщина озлобилась, ни с кем не разговаривала, а потом и мужу своему Алексею объявила, что жить с ним больше не собирается и навсегда уезжает к сестре в деревню. «Так мне Владик велел перед смертью», – твёрдым голосом заявила Марта.
Восьмиклассник Владик ровно учился, был тихим хорошим парнем, любил свою маму и закрывал её своим телом от побоев пьяного отца.
У Владика и хобби было: он вечно что-то строгал на лестничной клетке. Делал всё с душой, подолгу осматривая свою работу. Мне он дарил красивые деревянные игрушки. Да и подружка выносила с собой во двор замечательные вещицы – ложки, ножи, тарелки. Владик их раскрашивал. Оставалось только взять в руки и любоваться. А потом вот такое горе случилось. Зачем? Ну почему? Как же так?
И ещё одно событие произошло. Собака дворника Саида со странным именем Римский–Корсаков, которое, честно говоря, он не выговаривал и даже не пытался, ощенилась. У неё было пять щенят. Нам нравилось их брать в руки и гладить. И вот тебе раз! Моя закадычная подружка заявила мне, что они все переезжают в большую комнату на Арбат, и, посмотрев на меня сверху вниз, добавила, что жить больше здесь не будет, потому что Динамо – деревня. Через несколько дней Лида уехала. Наша детская дружба закончилась абсолютно безболезненно для меня, так как во дворе остались другие девочки и мальчики. Мы прыгали через верёвочку, играли в классики и ходили в гости друг к другу.