Карета подъехала к кованым воротам с
уже знакомым гербом. Их тут же открыли. Все, кто видел карету,
знали, кто в ней едет. Ее крыша была украшена белым венком – знаком
нарите. Я буквально слышала, как жители предместья обсуждают,
строят догадки и, конечно, завидуют. Нет, не мне, а князю. Получить
нарите – большая удача. Многие годами в очереди стоят.
Карета подвезла нас к крыльцу
особняка. Кучер, спрыгнув на землю, открыл дверь. Первой вышла
Белла и подала мне руку. Не то чтобы существовал запрет на
прикосновение к нарите, но до нас старались лишний раз не
дотрагиваться. Вроде как в знак уважения.
Нас встречали – на крыльце стояла
княгиня с мальчиком лет десяти. Я сразу поняла, что это их с князем
сын. Он во всем походил на мать – такой же огненно-рыжий, с
веснушками на вздернутом носу. Но главное сходство было не во
внешности, оно скрывалось внутри. Мальчик смотрел на меня с
пренебрежением и превосходством, идеально копируя свою мать.
Я угадала – мать и сын не выносят
меня. Приятно быть правой. Пусть даже в таких вещах. Они оба многое
теряют с моим появлением, так что их отношение объяснимо.
— Добро пожаловать в мой
дом, — приветствовала нас княгиня, сделав ударение на слове
«мой».
Ей приходилось быть милой и соблюдать
этикет. Хотя по сверкающим глазам было ясно, что она едва
сдерживается, чтобы не спустить меня с лестницы.
А вот ее сын мог позволить себе
дерзость. Вроде как ребенок, что с него взять.
— Ты вовсе не красавица, — брезгливо
рассматривал меня мальчишка. — Не понимаю, почему отец тебя выбрал.
У него раньше не было проблем со вкусом.
— Меня выбрал не он, а твоя мама, —
парировала я.
Намек на отсутствие вкуса у княгини
не остался незамеченным. Хозяйка жестом пригласила нас в дом, а,
когда я начала подниматься по лестнице, взяла меня под локоть.
Холодные пальцы змеями обвили мою руку. Сходство с пресмыкающимися
увеличило шипение на ухо.
— Не дерзи, маленькая дрянь, —
прошептала княгиня. — Ты лишь временная гостья в моем доме. Хочешь
знать, почему я выбрала тебя? Потому что ты не во вкусе моего мужа.
Ему нравятся яркие, — она тряхнула рыжими волосами. Намек более чем
очевидный.
Говоря мне гадости, женщина
продолжала улыбаться. Все, кто видел нас со стороны, думали, что мы
мило беседуем, например, о погоде.
Напоследок княгиня приберегла самый
болезненный удар: