— Но?
— Но тебе будет грустно, если я буду далеко, — это совершенно
надуманная причина, по которой ребенок мог сблизится, но именно
потому что мне было четыре от меня и не требовалось особо
логических цепочек в размышлении. Все должно быть прямо и ровно как
эскалация моей маны на тренировках.
Получив в свои руки объяснение мальчишки, Лили поутихла, да так,
что мне казалось она сейчас скажет что-то неприятное. Шагая по
правую руку, на шаг позади, мне не приходилось ещё видеть её лица.
Какое оно было? Ну, чем дольше длилось молчание, тем больше мне
казалось, что оно будет свирепым.
— Чт… — уже оборачивая голову, на мою макушку упала ладонь, и
потрепала волосы. Не озвученный вопрос застрял в горле, когда на
него ответили.
— Я очень рада, как вы заботитесь о мне.
Лишь тихо фыркнув и отбив ладонь, лишь так мне сумелось
сохранить пунцовые щеки подальше от её глаз. С чего она так нежно
это произнесла? Раньше ведь держала нас за дефективных небось.
Деревня представляла из себя то, чем и являлась. Название очень
характерно её описывало, словно именно для этого места и придумали
слово «Деревня». Будь оно чуть более неопрятно и оказалось бы
захолустьем, а чуть более опрятным и стало бы местностью сельского
типа. Так что деревня как никогда отражало её внутренности.
Люди, которые нам попадались, приветливо взмахивали, делая пас
рукой: «Привет», на что награждались моим кивком. Дети помогали
родителям или старшим братьям. Дома, как это странно не звучало,
находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы идти от
одного к другому заняло чуть больше пяти минут. Все дело в полях
пшеницы, которые были засыпаны ею по самое не балуй. Встреченные
мной селяне, к удивлению, приветливы и улыбчивы. Не смотря на сажу
или грязь, эти люди казались в общей массе своей весёлыми.
— Почему?
— Простите, юный господин?
— Мне интересно, почему эти люди такие веселые, почему
улыбаются?
«Почему их улыбки такие искренние?» Последний вопрос не вылетел
из моего рта, и без того выдал слишком взрослые вопросы, но правда
же…
У них нет и процентной доли тех благ, о которых я знаю, которыми
насытился, которыми владел. Мне, кому достались знания и
воспоминания двадцать третьего столетия, от рождества Христа, не
было так весело. Моя жизнь подобила машинной с той разницей, что я
был человеком и нуждался в сне, еде и отдыхе. Я был хуже машины.
Почему им весело? Разве у них нет хлопот? Разве они вышли на
уровень развития, когда весь ручной труд на себя взяли машины? Их
заботы не переложились на других так почему? Разве их не волнует
завтрашний день, они же должны беречь еду на зиму.