Уже вытаскиваю мобильник, когда
гадатель неожиданно длинно вздыхает и поворачивает на столе голову.
Наклоняясь, окликаю осторожно:
- Аджа… Благословенный? Вам
плохо?
Бормочет что-то. Наклоняюсь,
прислушиваюсь.
- Что?
- Тыковка…
- Что вы сказали?
- Тыковка моя… - Шаман поднимает
голову, медленно выпрямляется. И я цепенею.
В считанные секунды острое лицо
пожилого мужчины крайне меняется: плывет, округляется, смягчается,
покрывается мелкими морщинами. Даже яркие черные глаза становятся
какими-то блеклыми. Старческими. И смотрят на меня очень
ласково.
- Вот мы и свиделись с тобой,
тыковка…
И тут вопреки всему я узнаю́…
- Няня Ван?!
Я вылетаю из салона гадателя, как
ошпаренная. Вслед мне несется крик – и не поймешь чей, то ли
высокий мужской, то ли хриплый женский: «Беги от него! Беги,
тыковка! Он опасен! Он несет сме-ерть!..»
Заворачиваю за угол – и сталкиваюсь с
Вивьен. Подруга с аханьем роняет на асфальт два стаканчика
мороженого.
- Эби, ты куда так несешься?!
Посмотри, что наделала!
Я стою столбом, глядя, как
причитающая Вивьен вытирает салфеткой свою заляпанную мороженым
блузку. Постепенно это обыденное действо и привычная обстановка
вокруг - выходящий с пакетами из магазина народ, компания горластых
школьников, проезжающие машины, припекающее солнце, доносящиеся из
соседнего кафе запахи еды – приводят меня в чувство: как будто я
наконец вынырнула на свет из темной глубины пруда. Или очнулась от
бесконечного бессвязного сна. Подруга поднимает голову и
восклицает:
- Эби, да на тебе лица нет! Что
случилось? Тебе позвонили? Или шаман что-то страшное сказал? Ты
чего молчишь, а?
С полминуты смотрю на сыплющую
вопросами встревоженную Вивьен, потом разворачиваюсь и
возвращаюсь.
Войти в гадательный салон теперь
труднее, чем нырнуть под ледяной душ; приходится несколько раз
длинно вздохнуть-выдохнуть и сжать кулаки, прежде чем я решаюсь
вновь шагнуть в душный, заполненный запахом благовоний
полумрак.
Вот на ком на самом деле нет лица! То
есть привычного для нас лица: за время моего отсутствия хозяин уже
смыл свою рабочую раскраску и снял женскую одежду; увидишь на улице
и не узнаешь! Вместо разукрашенной страшноватой куклы меня
встречает самый обычный седоватый немолодой мужчина, вдобавок
довольно бледный – то ли от вечного бдения в своем темном салоне,
то ли беседы с духами не так уж легко ему даются. Смотрит на меня с
удивлением, но интересуется вполне приветливо: