Такие мысли читались на лицах и
полковника Борисова и рядового красноармейца (кажется, Булатова,
потомственного казака, молодого, но уже очень усатого
товарища).
Каждая минута по ощущениям тянулась
больше часа, и хотя мы сидели в тени деревьев, но июньская жара
очень чувствовалась даже в лесу. Жутко хотелось есть и еще больше
пить.
Воду приносили специально назначенные
на это дело товарищи из ручья, находящегося в километре от наших
позиций.
Беда, что на триста человек жаждущих
у них всего два десятка фляг и столько же трофейных касок.
Много раз за все эти муторные часы
ожидания я хотел дать отбой засаде, но та часть внутри, что
осталась от героически погибшего старшины Пухова подсказывала мне:
нужно потерпеть, немного потерпеть, еще немного потерпеть…
Фашисты появились перед закатом,
когда и бойцы и командиры устали ворчать и бубнить про
бессмысленность нашей засады.
Эпизод 14
Сначала из леса вышли несколько
рядовых эсэсовцев с ефрейтором и двумя овчарками на поводке,
которые чутко выслеживали наш след.
Немцы были одеты в маскировочные
плащи, которые позволяли им почти полностью сливаться с окружающей
зеленью.
Собаки принюхивались к земле,
повизгивали от нетерпения и азартно вертели хвостами.
Вслед за передовой группой начали
выходить новые эсэсовцы, двигаясь организованной колонной.
Большинство из них были вооружены пистолет-пулеметами и гранатами,
несколько человек несло пулеметы MG-34.
Эсэсовцы казались собранными и
готовыми к внезапной встрече со сбежавшими пленными, хотя кое-то из
них по пути пил воду из фляги или на ходу беззаботно хрустел
печеньем из пайка.
Я тихим шепотом продублировал
многократно до этого озвученный приказ: «без команды не открывать
огонь».
Для достижения максимального эффекта
поражения нужно было подпустить фрицев поближе.
Тихим эхом мой приказ разошелся по
нашим позициям.
Командиры и красноармейцы застыли,
выискивая цели для своего оружия. На лицах ближайших ко мне
товарищей я видел хищные мстительные усмешки. Бойцам Красной армии
не терпелось отомстить за поражение, за позор плена и гибель своих
сослуживцев.
Немцы же продолжали выходить из леса:
сто, двести, триста, четыре сотни…
У меня по спине побежали холодные
мурашки: что-то немецкое командование сильно расщедрилось для
поимки пусть и большой, но в целом невооруженной группы
военнопленных.